Флавиан

Флавиан, степенно-благоговейно перекрестившись и поклонившись, приложился к иконам Спасителя и Божьей Матери справа и слева от царских врат, обернувшись, широким крестом благословил Семёна и Серёжу, перешедших и соединившихся на амвоне лицом к алтарю, в то время когда он сам прикладывался к иконам, и вошёл в алтарь, где вновь несколько раз неторопливо звякнуло кадило. Серёжа и Семён поклонились друг другу и через разные боковые двери также вошли в алтарь.

— Вонмем! Мир всем! Премудрость! — прозвучал из алтаря торжественный голос Флавиана.

— Прокимен. Псалом Давидов. Глас шестый, — зазвенел в ответ колокольчиком уже успевший выйти на клирос Серёженька. — Помощь моя от Господа, сотворшаго небо и землю!

— Помощь моя от Господа… — мягко повторил за ним хор, — сотворшаго небо и землю.

— Возведох очи мои в горы, отнюдуже приидет помощь моя! — голосок Серёженьки взлетел ещё выше.

— Помощь моя… — также мягко повторил хор.

— Помощь моя от господа! — голос Серёжи зазвенел натянутой струной.

— Сотворшаго небо и землю! — утвердительно завершил хор.

Во время этого диалога через левые двери алтаря плавно и осторожно, ступая словно по тонкому льду, вышел Семён, могучий в сверкающем золотом стихаре, благоговейно неся перед собою большую, в потёртом кожаном переплёте книгу. Он прошёл по солее, спустился по ступенькам амвона вниз и, повернувшись лицом к алтарю, положил свою книгу на быстро подставленную ему шустрой старушкой «разножку» — раскладной аналой, после чего перекрестился и кротко поклонился стоящему в глубине алтаря Флавиану.

— Премудрость! — воскликнул в алтаре Флавиан.

— Притчей чтение! — густым, рокочущим басом отозвался Семён.

— Вонмем! — призыв Флавиана пролетел во все уголки замершего храма.

— Память праведного с похвалами, и благословение Господне на главе его. Блажен человек, иже обрете премудрость… — Блажен… блажен — значит счастлив, это я уже догадался, а, вот — иже, иже — наверное — который… Ну, да! Получается — счастлив человек, который обрёл премудрость. Это — про меня. То, что я счастлив, я частично ощущал сердцем, частично понимал умом. Счастье пришло ко мне вместе с Богом, то есть я пришёл к нему, когда я пришёл к Богу, и, следовательно, счастье — быть с Богом! Вот это и есть Премудрость! Премудрость, то есть Мудрость, превосходящая все земные мудрости, скорее — земные мудрёности, лишь пытающиеся показаться настоящей мудростью и прикрывающие свою пустоту театральной мантией ложной таинственности. Оказывается, настоящая Мудрость проста — быть с Богом. А Бог это — Любовь, я уже это знаю, не просто верю в это, но — знаю, так как испытал и испытываю это на самом себе. Следовательно, Премудрость — быть в Божественной Любви, иметь её в себе, нести её другим. И в этой Премудрости — блаженство, то есть — счастье. Надо же! Чего я теперь знаю! Господи, слава Тебе! Благодарю Тебя, что ты умудряешь мой ничтожный самолюбивый разум Своей божественной Премудростью!

— …и вернии в любви пребудут Ему: яко благодать и милость в преподобных Его, и посещение во избранных Его! — прогремел высоко под куполом мощный голос Семёна, и возникшая за этим тишина, словно ознаменовала застывший благоговейно мир, услышавший глас Самого Бога.

— Рцем вси от всея души, и от всего помышления нашего рцем! — раздался из алтаря голос Флавиана. Царские врата затворились.

— Рцем — по церковному значит — скажем! — прошептала мне на ухо опытная в богослужениях Клавдия Ивановна. Я благодарно кивнул.

— Господи, помилуй! — с готовностью отозвался хор.

— Господи Вседержителю, Боже отец наших, молим Ти ся, услыши и помилуй! — Флавиан чётко и внятно проговаривал каждое слово, и оно входило в твоё сознание, отзывалось в сердце и становилось как бы уже твоим собственным.

— Господи, помилуй! — вместе с хором повторяло сердце.

— Помилуй нас, Боже, по велицей милости Твоей, молим Ти ся, услыши и помилуй!

— Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, поми-и-луй! — словно бы разбегаясь и взлетая, прозвучал ответ хора.

— Еще молимся о Великом Господине и Отце нашем Святейшем Патриархе Алексии, и о Господине нашем…

Я тем временем несколько отключился от происходящего вокруг и как бы сквозь сон слышал, как Флавиан призывает молиться: «О богохранимей стране нашей… о блаженных и приснопамятных создателях святаго храма сего… о милости, жизни, здравии, спасении… о плодоносящих и добродеющих…» — и хор преданно поддерживает его молитву троекратным «Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй!»