Флаг миноносца

Коробок с изображением курящей пышногрудой красавицы мгновенно опустел. Лавриненко не досталось, и Косотруб вручил ему коробок:

- На тебе кралю! Не куришь, так хоть глазами поласкайся. Знаешь пословицу: "Закуривай, курячи. Кто не курит - блох ищи!"

Лавриненко отшвырнул коробок, но и тут Косотруб не оставил его в покое:

- Ты куда кинул, "преподобный"? Сейчас немцы увидят в стереотрубу и скажут: "Васисдас - химмельарш? Ахтунг панцерн - щи да квас!" По-ихнему это значит: "Кто тут нашими сигаретами кидается? Наверно, "преподобный" Лавриненко". Они ж не знают, что ты некурящий, да как шарахнут из миномета!

- Хватит, Валерка! - сказал Сомин. - Что ты к нему привязался?

Разведчик попрощался. Группу Земскова отзывали в расположение полка, в Каштановую рощу.

- Так не забудьте! - напомнил Валерка: - Сразу за речкой - немцы. Не суйтесь туда.

Он пожал руку каждому, в том числе и Лавриненко, и снова пополз в кукурузу. Черные ленточки извивались среди бледно-желтых стеблей.

5. КОНЕЦ "ПРЕПОДОБНОГО"

Нежаркий осенний день тянулся бесконечно. Никто не отходил от орудия. От командира дивизиона не поступало никаких распоряжений. Вероятно, дивизион был задержан по каким-то причинам общевойсковым командиром.

Бойцы не ели до самого вечера. Какая уж тут готовка? Когда солнце село, Тютькин отправился по воду к ручью, о котором говорил Косотруб. Скоро он возвратился с полным ведром.

- Там, у самой речки, снаряд попал в блиндаж, всех побило! рассказывал Тютькин, разливая в котелки холодную ключевую воду. - Речушка такая, что курица перейдет, а по той стороне никого не видать. Немецкие траншеи за обратным скатом.

- Наверно, дадим еще залп и уйдем отсюда, - сказал Писарчук, - а пока неплохо бы поесть. Как, командир?

Белкин вопросительно посмотрел на Сомина. Тот разрешил взять несколько банок из "НЗ". Консервы вскрыли штыком. Белкин аккуратно разделил мясо на девять частей. Но поесть не пришлось. Снова начался ураганный обстрел. И опять, как в прошлый раз, снаряды летели через головы Сомина и его бойцов и рвались далеко сзади, в районе вчерашней огневой позиции. Такой обстрел не мог причинить никакого вреда, но вскоре в грохоте разрывов Сомин явственно различил близкие автоматные очереди с тыла.

- Неужели обошли? Валерка как в воду глядел, - сказал Тютькин, паршиво получается!

- Вот тебе, зараза, твой хататут! - огрызнулся Лавриненко. Его желтые зубы стучали от страха. - Теперь все накроемся, господи спаси! Перенесут огонь на нас, а сзади - немцы...

- Заткнись! - прикрикнул на него Белкин.

Лавриненко, скорчившись, полез в аппарель орудия, замаскированную ветвями. Положение действительно казалось незавидным.

Сомин подозвал Белкина:

- Сейчас могут появиться с фронта, от речки. Остаешься на орудии с пятью людьми. Приготовить гранаты. Садись за штурвал сам. Нулевые установки. В случае чего - лупи осколочно-трассирующим, а я возьму Ваню Гришина и еще двоих, посмотрю, что делается в тылу. В случае надобности прикрою.

Белкин кивнул головой:

- Есть! Гришин, Писарчук, Лавриненко - к младшему лейтенанту!

Лавриненко не отзывался.

- Куда черт понес "преподобного"? - негодовал Белкин.

- Он только что сказал, что идет в гальюн, - невозмутимо сообщил Писарчук, заворачивая в лопух свою порцию консервов.

Пока шарили по кустам, артогонь усилился. Сзади, там, где стояла батарея Баканова, разорвалось несколько гранат. Лавриненко не появлялся.

- Пошли! - сказал Сомин.

Когда они добрались до батареи Баканова, там все уже было кончено. Санинструктор перевязывал раненого. На поляне, неподалеку от боевых машин, лежало несколько трупов немецких солдат в маскхалатах. Шацкий без фуражки, всклокоченный, в изодранной в клочья окровавленной гимнастерке переобувался, сидя на краю окопа.

Из кустов вышли командир дивизиона Николаев, его замполит Барановский и несколько матросов. Барановский - в недавнем прошлом преподаватель политэкономии из Таганрога - был призван во флот в первые дни войны. Он не успел еще освоиться с работой на плавучей базе подводных лодок, как его перевели во флотскую газету. Оттуда он сам попросился на фронт и получил назначение в полк Арсеньева. В глубине души Барановский все время опасался, что в случае встречи с врагом лицом к лицу он окажется не на высоте. Артобстрел и бомбежка были делом привычным, но штык, граната, рукопашная схватка?.. Он плохо представлял себе это. К тому же без очков Барановский видел плохо, а очки, как известно, вещь не очень приспособленная для условий военного времени. Но все оказалось очень просто. Барановский даже не успел сообразить, что он попал в ту самую рукопашную схватку, которой опасался. Он командовал, стрелял из пистолета, бросался на землю, когда невдалеке падала граната. И самому ему казалось, что это не он - политработник Барановский - организовал окружение и истребление прорвавшейся немецкой разведки, а все произошло само собой. Очки, правда, сохранить не удалось.

- Вот сволочи! - сказал Николаев. - К самой ОП подобрались. У тебя все в порядке, Сомин?

- В порядке, товарищ старший лейтенант.