Флаг миноносца

- Оставь его сейчас, - сказал Николаев. - Правильно поступил, Сомин! Собаке - собачья смерть. В полку разберемся.

В Каштановую рощу они прибыли только две недели спустя. Происшествие во взводе ПВО - ПТО наделало немало шума в полку. Николаев доложил о ЧП. Арсеньев побледнел от ярости:

- Не успели сформировать полк и тут же опозорились!

Арсеньева не могло успокоить то, что первый дивизион еще до сформирования полка восемнадцать дней успешно вел бои и получил благодарность от командира стрелковой дивизии. "Что хорошо - то хорошо иначе и быть не может, но как среди старых бойцов оказался предатель?" Этого Арсеньев понять не мог. Ему казалось, что на Флаг миноносца легла позорная тень.

Коржиков немедленно провел собрания во всех подразделениях. Уполномоченный "Смерш" исписал целую тетрадку. Он расспрашивал не только Сомина, но и каждого бойца с первого автоматического орудия. Сомину надоело отвечать на вопросы. Каждый хотел узнать подробности. Все ругали паршивца-Лавриненко и одобряли решительность Сомина. Не было только человека, которому сам Сомин хотел бы рассказать, как он своими руками убил изменника. Земсков уже трое суток находился в разведке. Ему было приказано пройти вдоль передовых позиций противника в районе поселка Шаумян, куда должны были выступить в ближайшие дни второй и третий дивизионы.

В последние дни на передовой Сомин уже начал забывать о своем выстреле. Там некогда было предаваться размышлениям. Но, оказавшись в полку, он снова почувствовал ту самую тяжесть, которая угнетала его после убийства Лавриненко. Доводы логики здесь были бессильны.

В свободное время Сомин уходил в лес. Каштановая роща из темно-зеленой стала золотисто-коричневой. Горы тонули в облаках. Листья покрывали землю. Они падали целыми охапками. Только дубы были еще зелеными. Яркие и печальные краски осени обтекали их стороной.

Во время одной из своих прогулок Сомин забрел на поляну, где стоял новенький санитарный автобус, точно такой же, как тот, что остался в Майкопе. Рядом была раскинута большая палатка с красным крестом. У входа сидела на пеньке Людмила. Вокруг нее, вперемешку с опавшими листьями, белели клочки бумаги. Девушка что-то писала. Увидев Сомина, она скомкала листок и сунула его в карман. Оба обрадовались друг другу. Людмила нашла, что Володя возмужал и даже вырос. Она только вчера прибыла в полк. Яновского отправили на самолете в Москву, и в Сочи ей больше нечего было делать.

- Надоело там до смерти, - рассказывала она, - соскучилась по своим. Только Владимира Яковлевича жалко. А как вы тут?

"Сейчас начнет расспрашивать про Лавриненко, - подумал Сомин, наверно уже знает".

Но Людмилу интересовало другое:

- Земскова ты видел давно?

- Не очень. Недели две назад.

- А я - очень давно - два месяца назад. Он скоро вернется? Как ты думаешь?

Сомин не мог сказать ничего определенного. Он просидел у Людмилы часа полтора. Разговор все время возвращался к Земскову.

- Он говорил тебе что-нибудь обо мне? - в десятый раз спросила девушка.

Сомин пожал плечами.

- Для чего ты остригла косу? Хорошие волосы. Жалко.

- Жалко, жалко! - передразнила она. - У осы жалко знаешь где? Ты бы посмотрел, какие были волосы, когда прилетела в Сочи. Войлок! Ни расчесать, ни помыть. Я ж прямо из Майкопа пришла. С Андреем. А он не говорил с тобой обо мне?

- Сколько раз можно спрашивать одно и то же? У Андрея хватает мороки и без тебя.

- Это верно. Тем более, ему наплели здесь, наверно, черт-те чего...

- О тебе?

- Ты понимаешь, Володька, - она легла рядом с ним на сухие листья, там был один пограничник, капитан, очень хороший парень. Мне он, конечно, как зайцу свисток, но только выйду из госпиталя - капитан тут как тут. А Владимир Яковлевич все время меня отсылает: "Чего ты сидишь в палате, говорит, - как привязанная?" Но ты мне верь, Володька, ничего с тем пограничником у меня не было. Раз идем мы по берегу, зашли довольно далеко...

- Постой, постой, - засмеялся Сомин, - раз он тебе ни к чему, зачем ты с ним таскалась?

- А ты кто такой? Особый отдел или мой муж? - в ее глазах загорелись знакомые Сомину бешеные огоньки. - Я тебе как человеку говорю!

Сомин махнул рукой:

- Бедный будет парень твой муж. Ну тебя, Людмила, с твоими рассказами. Мне и без тебя тошно!

Бешеные огоньки погасли. Людмила дотронулась пальцем до руки Сомина:

- Я знаю, почему тебе тошно. Плюнь, Володя. Я вот думаю: Андрей и Валерка пошли в Майкоп, чтобы вытащить нас оттуда, чтобы нас не забрали немцы, а твой "преподобный" - сам к ним полез.

- Это я без тебя знаю, - прервал ее Сомин, - и нисколько не жалею, что пристрелил его. Другое меня мучает. Почему я раньше не разгадал его? Ведь по всему паршивый был парень. А разгадай я его раньше, можно было человека воспитать, а не расстрелять.

Людмила внимательно слушала, лежа на листьях и подперев подбородок ладонями. Сомин начал сворачивать самокрутку. Газета рвалась, и махорка сыпалась на стриженые волосы Людмилы.

- Володя, ты помнишь, как я ему фонарь подставила?

- Ну, помню.

- Знаешь, за что?

- Не трудно догадаться.