Флаг миноносца

Теперь моряки едва ли могли встретить своего обычного противника танки. Гораздо опаснее была авиация, поэтому все были очень довольны безлунной ночью. Пожалуй, никто, кроме командира дивизиона Николаева, выезжавшего в разведку вместе с Земсковым, не представлял себе, как затрудняет продвижение эта глубокая тьма, когда в двух шагах исчезает силуэт человека.

Как только свернули с шоссе, Николаев остановил колонну и еще раз предупредил всех водителей:

- Ехать как можно осторожнее. Фар не включать ни в коем случае. Броды переезжать на низших передачах, чтобы не заглох мотор.

Тронулись. Тропа вела по краю обрыва. Потом она спустилась в каменистое русло горной речки. Машины то и дело натыкались на камни. Ехали со скоростью пешехода, потому что перед каждой машиной шел человек, указывая путь. Но это мало помогало. Шоферы не видели проводников. Высокие автомобили цеплялись за ветки деревьев, застревали в рытвинах. Ежеминутно останавливались, чтобы вытащить то одну, то другую застрявшую машину.

На одной из вынужденных остановок к командиру дивизиона подошел краснофлотец. В его руке что-то светилось холодным сиянием.

- В чем дело? - спросил Николаев. В темноте он не узнавал подошедшего. - Что это у вас?

- Я - Газарян, - боец протянул светящийся предмет, - это гнилушка, товарищ старший лейтенант. Видите, как светит? Если идти перед машиной, водителю будет видно, куда ехать.

- Молодец! Хорошая мысль! - Николаев позвал командиров обеих батарей. - Прикажите, чтобы перед каждой машиной шел боец с такой щепкой.

Идея оказалась действительно удачной. Гнилушки давали очень мало света, но, следуя за ними, водители уже не теряли из виду проводника. Осторожно лавируя среди камней и деревьев, машины продвигались вперед.

Тропа расширилась. Горы чуть отступили вправо и влево. Это была площадка, заранее выбранная разведчиками для огневой позиции. Тут встретил машины дивизиона полковой разведчик Иргаш. Он повел Николаева на наблюдательный пункт. Вероятно, густая чернота ночи казалась Иргашу только серой. Он ни разу не оступился, уверенно шагая между рытвинами и камнями, в то время как Николаев то и дело натыкался на препятствия. Ветки хлестали его по лицу, камни подкатывались под ноги.

Они долго карабкались по скалам, цепляясь за деревья, которые росли прямо из расселин. Николаев не переставал ругаться вполголоса. Наконец взобрались на кручу. Здесь уже ждал Земсков. С горы было видно, как в отдалении взлетают ракеты. Иногда мелькали цепочки трассирующих пуль.

- Хутор Фанагорийский, - показал Земсков, - а правее - высота Фонарь.

Послышался гул самолета, и вдруг все озарилось вокруг - лесистые склоны гор, узкая тропа, по которой прошел дивизион, и площадка, выбранная под огневую позицию. В воздухе висела гроздь белых шаров. Они медленно опускались на невидимом парашюте, заливая всю окрестность мертвенно-зеленоватым, но довольно ярким светом. В отдалении выплыла из мрака гора Фонарь. Осветительная ракета разгоралась все ярче. При этом свете можно было даже читать. Светящийся сок стекал с белых шаров. Капли падали вниз и пропадали, а наверху кружил самолет, высматривая добычу. Так продолжалось минут десять. Постепенно свет слабел. Глубокие тени снова сомкнулись над дивизионом.

Николаев не стал терять времени. Раздался залп. Глухо загудело в горах многократное эхо. Еще не успели стихнуть отголоски разрывов, как снова появились самолеты. Приближаясь справа и слева, они выпустили по две ракеты.

- Засекают! - сказал Николаев. - Уходим!

Машины тронулись в обратный путь. В глубоком ущелье, заранее выбранном разведчиками, дивизион встретил рассвет.

- Ну, как нравится горная война? - спросил Земсков.

Командир дивизиона не ответил на шутку. Он думал о следующей ночи, когда придется давать залп с той же позиции, уже, вероятно, засеченной врагом. День прошел спокойно, если не считать того, что над ущельем много раз проходили вражеские самолеты. Одни из них шли своим курсом, другие, видимо, что-то искали. Ненавистная бойцам "рама" не уходила в течение нескольких часов.

- Вот горбыль проклятый! - Тютькин замахнулся камнем на самолет.

- Это тебе не хататут! - мрачно заметил Лавриненко.

Сомину очень хотелось открыть огонь по корректировщику, но Николаев строжайше запретил стрелять по самолетам до того, как они обнаружат дивизион. Кроме того, по опыту было известно, что сбить "раму" почти невозможно. Она висела прямо в зените, переваливаясь с боку на бок и еле заметно продвигаясь вперед. Скоро на корректировщика перестали обращать внимание. Но он, видимо, что-то заметил. Над ущельем просвистел снаряд, потом второй. Для боевых машин дивизиона, стоявших в ущелье, эти снаряды были практически не опасны, но орудия Сомина, установленные на гребне возвышенности, легко могли попасть под артиллерийский огонь.