Земсков не мог бы объяснить, что удержало его тогда от этого порыва. Может быть, где-то на самом краю сознания возникла перед его мысленным взором бурливая речка Курджипс и девушка, которая вырвалась у него из рук, когда он хотел перенести ее через поток.
Андрей поднялся с табуретки. В то же мгновенье, возможно, долей секунды раньше, поднялась Марина.
- Счастлив будет тот, кто найдет вас, Марина. Или, может быть, уже нашел?
Она постояла, глядя на него снизу вверх, сквозь сеточку разлетевшихся волос, потом надела свою полотняную шапочку:
- Идите, Андрей. Уже очень поздно. Хорошо, что мы поговорили сегодня. И мы еще не раз будем говорить... о литературе. Погодите! Я вам скажу еще кое-что. Год назад я прогнала глупого мальчишку в военной форме. А я была для него, наверно, той самой "надежной душой". Я не знаю, жив ли он, но я буду его искать, хотя, может быть, я ему уже не нужна.
- Этого не может быть!
- Все может быть, Андрей. А теперь - спокойной ночи!
Когда он, крадучись, пробирался к своей койке, костыль зацепился за что-то и с грохотом упал на пол.
- Ты что бродишь? - сонно спросил Литинский.
- А! Ты не спишь? - обрадовался Андрей и сел к нему на койку.
- Разбудил, чертяка! Давай за это закурить.
- Тогда пошли из палаты!
На холодной лестничной площадке лампочка не горела, поэтому маскировочная штора была поднята. Где-то очень далеко немецкий самолет бросил осветительную ракету.
- Бомбанут в конце концов этот госпиталь, - зевая заметил Литинский.
- Возможно.
- А что, кино завтра будет?
- Говорят, привезли.
Папироса Земскова догорела до бумаги. Разговор как будто тоже был исчерпан. Уже в коридоре Земсков спросил:
- Ты, кажется, утром упомянул о Людмиле из нашей части. Откуда ты ее знаешь? - мысленно он выругал себя за этот вопрос, который хотел задать с самого утра.
- Людмила? Славная дивчина, - ответил Литинский. - Меня с ней познакомил в Сочи мой комбат, капитан Перецвет.
"Вот о ком говорил Рощин", - понял Земсков. Он спросил как можно равнодушнее:
- Что еще за Перецвет?
- Хороший парень, только в людях не разбирается. Девушка держит себя смело, без жеманства, ну он и решил, что здесь будет блицкриг, а вышел блицкриг в полном смысле, как у Гитлера.
- Как это понять?
- Очень просто. Провозился месяц без малейшего тактического успеха. У нее, наверно, кто-то есть, а размениваться не хочет. Там еще подвизался на правах старого знакомого адъютант генерала Назаренко, забыл, как его звать. Тоже погорел, как швед под Полтавой. Так что ты лучше не пробуй.
Г Л А В А X
ШАПСУГСКАЯ ГРЯЗЬ
1. "ЧП"
У капитана 3 ранга Арсеньева давно не было такого скверного настроения, как в тот день, когда произошла история с Косотрубом. Утро началось с доклада нового полкового врача: "В дивизионах и в управлении полка девять случаев инфекционной желтухи. Еще четверо бойцов пришли с такими нарывами, что хоть в госпиталь отправляй. Не хватает медикаментов, ваты, марли". Во всем этом капитан медицинской службы, конечно, виноват не был, и тем не менее Арсеньев на него рассердился. Этот глубоко штатский человек раздражал Арсеньева всем своим видом: на спине и на животе шинель вздута безобразными пузырями, ремень болтается (придирчивый старшина смог бы раза четыре повернуть пряжку в кулаке), шапка всегда сдвинута на сторону, длинные руки не находят себе места. Подобрали доктора в гвардейскую часть!
- Плохо лечите, раз много больных! - сказал Арсеньев. Он знал, что врач день-деньской находится в дивизионах, безуспешно сражаясь за чистоту. Несколько раз приходилось даже отменять его распоряжения, когда не в меру ретивый доктор браковал обед. Правда, после этого всегда появлялось несколько больных, но не оставлять же целый дивизион голодным из-за того, что солонина посерела?
Доктора сменил командир третьего дивизиона Пономарев.
- Моторы двух боевых машин неисправны. Ремонтировать на месте невозможно.
- Какое ваше решение? - спросил Арсеньев.
- Надо бы их отправить в мастерские опергруппы, - виновато попросил комдив.
- В Сочи? За двести пятьдесят километров? Запрещаю. Установить на ОП и стрелять по мере надобности. Передвигать на буксире. Прибудут запчасти отремонтируем.
Отправив Пономарева, Арсеньев пошел в дивизион Николаева. Здесь кому-то пришло в голову использовать старый способ пополнения продовольствия - глушить взрывчаткой рыбу в реке Абин. Командира полка рассердило не только нарушение приказа, но и глупость "рыболовов". Разве не ясно, что в быстрой горной речке вода унесет оглушенную рыбу раньше, чем она всплывет вверх брюхом на поверхность?