Флаг миноносца

- А наши где? У Поливанова? - спросил Земсков. Он очень удивился, узнав, что полк всего полчаса назад прошел в сторону Туапсе. Сомин задержался с одним из орудий из-за неисправности мотора. Только что здесь была полковая "санитарка". В ней несколько раненых, которых повезли в ближайший медсанбат - в Каштановую рощу.

- Ну и мы туда! - закончил разговор Иргаш. - Не будем терять время, товарищ младший лейтенант. Раненый же! Темнеет. Пока еще найдем...

Земсков удержал Сомина за руку:

- Постой, Володя, вот, возьми, - поморщившись, он повернулся на бок и вынул из кобуры пистолет. - Я, наверно, не скоро...

- Как же так, Андрей? Может, я тебя провожу?

- Есть провожатый. Видишь, какой сердитый? А тебе надо воевать, командовать взводом, товарищ младший лейтенант. Передай всем привет!

Сомин сунул в карман пистолет Земскова и осторожно перелез через борт.

Некоторое время автоматическое орудие шло за полуторкой, которая везла раненого. Потом полуторка свернула налево, растворилась в дождливых сумерках, а Сомин на своей машине поехал дальше по шоссе догонять полк. Всего несколько минут назад он чувствовал себя очень счастливым. Ведь он давно ждал встречи с Земсковым, чтобы рассказать ему, как наступали поливановцы, как его взвод сбил еще два самолета у подножья горы Два брата, какие славные ребята шахтеры, и вот - встретились...

Ваня Гришин, не выпуская руля, легонько толкнул Сомина локтем в бок:

- Не горюй, командир. Поправится старший лейтенант. У него кость крепкая.

У въезда на мост, недавно сооруженный моряками под руководством инженер-капитана Ропака, полуторку Земскова задержал солдат с красным фонариком:

- Съезжайте на обочину. Встречная машина.

Через мост переезжал санитарный автобус. Людмила только что сдала раненых и спешила догнать полк. "Земсков уже, наверно там", - думала она, желая и боясь этой встречи. Почти касаясь бортом стоящей на обочине полуторки, "санитарка" вышла на дорогу. Будь хоть немного светлее, Людмила заметила бы якорь на дверке кабины. Иргаш, который сидел на борту, узнал полковую санитарную машину. Он хотел окликнуть шофера, но тут же решил, что не имеет смысла: "Снова пойдут разговоры: "Что, да как", а старшего лейтенанта надо скорее показать врачам".

В медсанбате Земскова немедленно положили на стол. Пожилая докторша в очках, обрабатывая рану, развлекала раненого разговором:

- Вот только сейчас медсестра-морячка привезла двоих матросиков. Повернитесь-ка, дорогой! Немножко потерпеть придется... Кохер дайте! Медсестра, скажу я вам...

Раненый застонал от боли. Дюжий санитар ухватил его за руки.

- Терпи, милый, терпи! Впрысните ему понтопон! - докторша наклонилась над раной. - Просто огонь-девка! Весь медсанбат переполошила. Спешит, торопится, а раненые вовсе не тяжелые, никакой срочности нет.

Слова докторши доходили до Земскова, как через вату. Брезентовый скат палатки уплывал вниз, плясали огоньки ламп в круглых очках врача.

- По-моему, кость цела! - с торжеством объявила докторша. - Может быть, есть трещинка, а вот нерв задет безусловно. Завтра поедете, молодой человек, в армейский эвакогоспиталь. Там и рентген и все прочее.

До армейского госпиталя было больше сотни километров. Он находился в Лазаревской, по дороге из Туапсе на Сочи. Приехали ночью. В длинной низкой комнате, тускло освещенной двумя лампочками под потолком, раненые лежали прямо на полу. Запахи гноя, формалина и иода, смешиваясь, создавали ту удушливо-тошнотворную атмосферу, которая бывает только на сортировочных пунктах и в приемных покоях военных госпиталей. Сестра в грязном халате, осторожно ступая пудовыми сапогами между носилками, наклонялась то к одному, то к другому: "Ваша фамилия, звание, из какой части?" Одни отвечали бодро, другие только стонали. Кто-то громко ругался матом, проклиная докторов, сестер и всю медицину. Запаренный, взъерошенный, должно быть не спавший уже несколько суток капитан медицинской службы кричал на сестер:

- Когда кончится, наконец, это безобразие? Я же вам приказывал...

За окнами гудели грузовики. Привезли новую партию раненых. Земскову эта ночь казалась бесконечной. Дождь до утра стучал по стеклам, завешенным маскировочными шторами. Наконец Земскова понесли в смотровую. В палате он оказался только к утру. Снова что-то впрыснули в руку. Боль отошла - не исчезла, а стала как будто чуждой. Голоса раненых звучали все глуше. Вскоре Земсков уснул.

Он проснулся, когда уже вечерело. Через широкое окно в комнату падали нежаркие осенние лучи. Земсков осмотрелся. Здесь было человек десять. Некоторые спали. Старик с небритой седой щетиной читал книгу. Двое, поставив между койками табуретку, играли в шашки. Человек в коротком бумазейном халате, из-под которого видны были кальсоны с завязками, расхаживал, шлепая тапками по узкому проходу, от двери до столика, заполненного разными склянками. Здесь тоже чувствовался специфический госпитальный запах. За окном кто-то пел, а в коридоре позвякивали металлической посудой.