Флаг миноносца

- Так это значит вы формировались? Ну, тогда дело другое. А не хуже твой полк, чем был дивизион? Пойдем-ка поглядим моряков!

Машины третьего дивизиона стояли под чехлами за поворотом дороги. Больше половины бойцов было одето в армейские серые шинели.

- Постой, постой, какие же это моряки? - удивился генерал. - Вон того рябого солдата я помню. Он из артполка подполковника Иванюшина. Что ж в них морского, Арсеньев?

- Дух морской, товарищ генерал! В нашей части все - моряки.

Поливанов строго посмотрел на Арсеньева, потом взглянул на бойцов, которые уже стащили чехлы с боевых машин и подымали на спарки тусклые от дождя стремительные ракетные снаряды.

- Хитер ты, Арсеньев, как я погляжу, да не хитрей меня. У меня в дивизии - все как один шахтеры. А спроси вон того фотографа из Одессы видал он, как рубают уголек? Белорусские, ленинградские, азербайджанские все шахтеры, и баста! - Он обернулся к ординарцу: - Скажи, Поливанов приказал выдать морякам бочку спирту. Всю ночь, небось, шли под дождем?

Арсеньев промолчал. Он не стал рассказывать о том, что, когда было получено боевое распоряжение Назаренко, Каштановая роща оказалась отрезанной от дороги. Переполненная дождями горная речка Пшиш вышла из берегов, унося ветхие мостики, затопляя вчерашние броды. Но разве мог Арсеньев не выполнить приказ? За сутки моряки выстроили мост. Без отдыха, по пояс в ледяной воде, под проливным дождем, вколачивали сваи. Работали все, от командира полка до кока. Стройкой распоряжался Ропак. Он и не вспоминал о своей печени.

Ропак был всюду: и там, где валили дубы, и на дороге, по которой машины волокли на буксире тяжеленные стволы деревьев, и на берегу, и в самой середине потока на скользких камнях. Арсеньев видел, как инженер упал в воду. Шацкий ухватил его за ворот шинели и поставил на ноги. Инженер отряхнулся, как пудель, выплюнул грязную воду изо рта, дико посмотрел вокруг и тут же принялся орать на своего спасителя:

- Куда сваю загнали? Это тебе не уголь кидать в топку! Тут соображать надо!

Людмила таскала бревна вместе с мужчинами. Она попыталась даже забить сваю, но никак не могла размахнуться тяжелой кувалдой.

- Девка! По шву лопнешь! Как детей будешь родить? - кричали ей матросы.

Людмила не обижалась:

- С такими кобелями старая лохань и то народит! - отвечала она. Все-таки кувалда была ей не под силу. Зато командир батареи Баканов и начальник разведки первого дивизиона лейтенант Бодров забивали сваю с трех ударов.

"Любят, умеют трудиться наши люди! - думал Арсеньев. - Если бы всю ту силу, все нервы, всю злость, что идут на войну, употребить на добрую работу - за год выполняли бы пятилетку!" - Арсеньев поймал себя на том, что мысль эта принадлежит не ему, а Яновскому. Все-таки много своего успел ему передать комиссар! Иногда даже против воли Арсеньев мыслил и рассуждал так, как Яновский. Только теперь, в отсутствие Яновского, он понял, что тот не раз незаметно подсказывал ему решение, а потом отходил в сторону и говорил: "Командир решил!"

Как только было положено последнее бревно, Ропак первым прошел по мосту и провозгласил с другого берега:

- Принимайте объект!

Это была своеобразная приемка объекта. Мокрые строители повскакивали на машины и переехали по мосту, даже не оглянувшись на дело своих рук. Только Ропак постоял несколько секунд на мосту, притопнул сапогом, в котором хлюпала вода, по светло-желтому настилу со следами протекторов и сказал, ни к кому не обращаясь:

- Приличная работа. Меня, надо надеяться, переживет.

7. ГОРНЫЙ МАРШ

Две боевые машины, с трудом одолевая подъем, взбирались на небольшую площадку среди крутых склонов. Рев "студебеккеров" заглушал близкие разрывы мин. Человек сорок матросов, чуть ли не вся батарея, подталкивали машины, уцепившись кто за рамы, кто за крыло, кто просто опершись ладонями в огромные шины.

Командир огневого взвода Ефимов толкал машину вместе со всеми:

- А ну взяли! Еще раз! - Ноги разъезжались в грязи, натруженные руки кровоточили. Наконец машина твердо встала на ровной площадке. Командир взвода вытащил из футляра буссоль. Этот прибор стоил ему немало мучений. Недавний рядовой матрос-наводчик, а потом командир орудия, Ефимов не имел никакого образования, кроме семи классов сельской школы. Когда в Каштановой роще его принялись обучать тонкостям артиллерии, Ефимов просиживал целые ночи над картой и целлулоидным кругом, и все-таки у него ничего не получалось. Командир дивизиона, бывший командир второй батареи Сотник, стучал пальцем по крутому ефимовскому лбу, на который падал взмокший вихор:

- Если орудие поставлено по буссоли на 45.00, куда оно смотрит?

Ефимов только громко сопел в ответ. В конце концов Сотник доложил Будакову, что из Ефимова ничего не получится, и весьма досадно, так как на огневой позиции он действует превосходно. Будакову было все равно: "Вычеркните из списка. Поставьте снова командиром орудия. Не выйдет из него маршала артиллерии". Но Ефимов не сдавался: "Шацкий может, другие могут, а я что - дурнее их?"