Физрук

Если в первые дни моего пребывания в общежитии были относительно спокойно, то теперь с тихой жизнью можно было распрощаться. День, ночь, первая, вторая смена — не важно. После вселения семейных жильцов — с третьего по пятый этаж стоял неумолчный гул. Детские вопли, женская болтовня, мужская ругань, шум льющейся из кранов воды, шипение убегающего на плиту молока, скрежет передвигаемой мебели, стук молотков, звон бьющейся посуды. Кроме звуков — добавились и самые разнообразные «ароматы» — от пригоревшей картошки до детской неожиданности.

— Как только ты здесь живешь? — пробурчал Стропилин, морщась и зажимая нос.

— Да вот так… — вздохнул я. — Выбирать-то не приходится…

— Ладно, потерпи… Проработаем и этот вопрос. Надо только, чтобы ты проявил себя…

Когда мы вошли в мою комнату, Кеша оглядел ее убогую обстановку и решительно произнес:

— А вот этого мы так не оставим!.. Что это за условия для молодого специалиста⁈

— Комендантша обещала казенный холодильник поставить, — пробормотал я. — Кассетник вот в комиссионке приобрел…

— Поговорю с Тарасычем, — отмахнулся он. — Он что-нибудь придумает…

— А кто это, Тарасыч?

— О, это весьма большой человек, Панас Тарасович Беспалько! Он заведует складом конфискованного имущества.

— Ну… поговори…

— Обязательно! Если пока нет возможности обеспечить тебя нормальным жильем, то хоть не будешь спать на железной койке, а продукты хранить в авоське за окном.

— Ты меня хотел о чем-то попросить? — напомнил я.

— Да, есть одно дело… — поскучнел Кеша. — Вляпался я в одну историю, по глупости и доброте душевной…

И он рассказал следующую историю. Оказалось, что дружок мой подвизался на общественных началах снабжать сотрудников райкома ВЛКСМ дефицитными товарами. Первый секретарь и прочая комсомольская верхушка отоваривались в спецраспределителях по номенклатурным спискам, а вот комсомольские вожаки рангом пониже, а также прочие работники могли приобрести вышеуказанные товары через таких, как Кеша, доброхотов-общественников. В идеале. На практике львиная доля дефицита распределялась среди «нужных людей».

Получив партию товара на складе районного потребительского союза, Иннокентий Стропилин должен был его распределить, но не бесплатно, разумеется. Он расписывался за определенную сумму, а потом сдавал выручку. Эта была отличная лазейка для спекуляции, но Кеша божился, что ни-ни, продавал, дескать, лишь по номиналу. Да и «нужные люди», хоть и не могли пожаловаться на безденежье, все же переплачивать не любили. Как бы там ни было, товар разлетался быстро. Завотделом по работе с низовыми комсомольскими и пионерскими организациями регулярно сдавал выручку в кассу райпо.

До сих пор система сбоя не давала. Если товар не удавалось распространить быстро, Кеша вносил собственные средства. Ведь в крайнем случае, дефицит и в самом деле можно было толкнуть тем, кому он по документам предназначался, но на днях Стропилин допустил прокол. Как раз перед пьянкой в элитном кабаке, он получил на складе партию женских импортных колготок. Капроновых или нейлоновых, я так и не понял. То есть — коробка с ними уже лежала у него в багажнике, когда он увидел на скамейке, читающего газету друга детства.

И во время отмечалова нового назначения Нинель Яблочкиной, Кеша решил воспользоваться оказией и толкнуть часть колготок среди гостей. Все складывалось более чем удачно. Часть товара тут же взяла «хозяюшка» Лизонька, часть ее официантки и повара. На этом бы Иннокентию Васильевичу и остановиться, но он решил развить успех — все же, что бы он там ни говорил, а коммерческая жилка у него присутствовала — и начал толкать колготки присутствующим в кабаке дамам «высшего света».

— И черт меня дернул продать партию Маринке… Ну с которой ты лобызался… Дочери начальника районного управления КГБ! — печально повесив буйну голову, повествовал Кеша. — А сегодня утром она мне позвонила и говорит, надо встретиться… Договорились пересечься в кафе «Мороженое» на Магистральной. Вот там она меня и огорошила… Говорит, спьяну оставила упаковки с колготками на диване в гостиной, а папаша увидел… А он у нее мужик серьезный, настоящий коммунист… Пристал, говорит Маринка, как банный лист к заднице: откуда это барахло да еще в таком количестве?.. Неужели моя дочь спекулянтка⁈ А я ей и толкнул-то всего штук тридцать… Маринка, по ее словам, пыталась объяснить, что какая там спекуляция, ей этих колготок самой едва на месяц хватит, но папаша уперся… А он еще в сороковых под началом товарища Абакумова служил, так что допросы вести умел…

— Короче, — перебил его я, — Маринка раскололась!

— Ну да… — совсем приуныл мой приятель. — У Кеши, говорит, взяла…

— А папаша что?

— Говорит, ладно, нашей службы это не касается, а вот Истомину позвоню…

— А Истомин это кто?

— Полковник, начальник отдела по борьбе с расхитителями социалистической собственности, друг генерала Михайлова, Маринкиного отца… Они вместе служили когда-то.

— Та-ак, и что ты предпринял?

— Деньги в кассу райпо внес…

— Отлично! Выходит, колготки эти теперь твои?

— Формально — да.

— И чего ты боишься?