Физрук

Тот уже и замок успел сменить. Когда я вошел в комнату, он вручил мне связку ключей.

— Спасибо, друг! — обрадовался я. — Сколько я тебе должен?

Он отмахнулся.

— Брось! Свои люди, сочтемся.

— Тогда — по пивку?

— От этого не откажусь… У меня уже и так слюнки текут от запаха воблы.

— Давай-ка мы ее заголим, профурсетку…

Вобла оказалась отменная, а не кожа да кости, как это бывает. Мясо легко отделялось от костей, а в каждой второй рыбешке обнаружилась даже икра. Жаль только пиво было теплым, но ничего — приобрету холодильник и больше такого безобразия у себя дома не допущу. Да и беседа у нас, с коллегой, вышла задушевная. Он меня просветил насчет нашего школьного коллектива. Пересказал все сплетни. Например — о том, что завучиха тайком сохнет по директору. Ему хоть и за шестьдесят, а мужик он крепкий. Охотник и страстный рыболов.

Подтвердил Витек и то, что военрук редкостный бабник. Ни одну юбку, младше сорока, в педколлективе не пропускает. И до сих пор у него соперников не было. И мужиков-то в школе раз, два и обчелся. Кроме директора и военрука — он, трудовик, историк Трошин, Петр Николаевич, да преподаватель немецкого языка Карл Фридрихович Рунге. Толстяк Трошин убежденный холостяк, баб боится, как огня, Рунге верен своей Гретхен, а он, Виктор Сергеевич, и со своей-то намучился, где ему на других косяки кидать.

Вот и получается, что до появления в школе номер двадцать два молодого препода по физре, Гришаня мог пастись в учительской, как козел в огороде. Раз уж сущность моего соперника обозначилась, я решил узнать о нем как можно больше и навел Витька на разговор именно о преподавателе начальной военной подготовки. Мой собутыльник подтвердил, что Григорий Емельянович Петров пришел в школу из военкомата. Был трижды женат. Со всеми тремя женами развелся со скандалом.

— Ты понимаешь, Санек, — пустился в рассуждения Курбатов, — у него к бабам подход есть…

— Видал я его подходы, — буркнул я.

— Не, не скажи… Он баб понимает… Этим их и берет… Сразу просекает, какая готова из трусов выпрыгнуть, а какая кобениться будет… Вот он к ним разные методы и применяет… Ты с ним поосторожнее будь, Санек, он на разные подлянки горазд…

— Ладно! Учту…

Я посмотрел на часы. Половина десятого. Пора собираться. Мы же с биологичкой договорились в кино пойти на последний сеанс. Благо кинотеатр «Аврора», где мы решили встретиться за пять минут до начала фильма, находится всего в двух кварталах от общаги. Я выпроводил гостя, отдав ему половину оставшейся воблы, и принялся собираться. Умылся, побрился — хорошо, что у Шурика еще не щетина, а пушок растет на щеках и подбородке — вычистил зубы. Надел свежую рубашку и без пятнадцати минут выскочил на улицу. Я все же чуть-чуть опоздал, но увидев меня, Люся обрадовалась.

Мы ворвались в фойе кинотеатра. Я сунулся к окошечку кассы и тут случился облом. Билеты все были проданы, а фильм в 22.00 шел только один, мелодрама «Москва слезам не верит». Мне было все равно, но Людмила Прокофьевна смотрела на меня умоляющими глазами, так ей хотелось посмотреть эту незамысловатую историю про девушек-лимитчиц, которые приехали покорять столицу и преуспели в этом, каждая по своему. И я решительно постучал в деревянную фанерку, отгораживающую кассиршу от назойливых покупателей билетов.

— Чего хулиганишь? — пробурчала старушка, с седым «кукишем» на макушке и крохотных очочках на носу. — Я милицию позову.

— Один вопрос, уважаемая!

— Ну?..

— У вас внуки есть?

— Есть… А какое…

— В школу ходят?

— Старший — да…

— В двадцать вторую?

— Верно… — и всполошилась. — А что случилось?

— Ничего, — поспешил я ее успокоить. — Кроме того, что два учителя вашего внука маются в фойе, а до начала сеанса остается три минуты!

И я сунул ей пятеру.

— Ну разве что с брони горкома взять, — пробормотала кассирша.

Она выдала мне два сереньких листочка, по двадцать копеек за штуку, и попыталась всучить сдачу, но я сказал ей, что это внукам на конфеты, и мы с Люсей кинулись к дверям зрительного зала. Билетерша надорвала билеты и проводила нас в горкомовскую ложу. На экране уже что-то мелькало, но это был еще не сам фильм. Показывали сатирический журнал «Фитиль», в рамках дозволенного цензурой бичующий отдельно взятые недостатки в целом идеальной советской действительности.

Мне было интересно и местами даже смешно. А потом зазвучали первые аккорды песни «Александра, Александра…» и меня вдруг проняло. Я вспомнил, что смотрел этот фильм с мамой, когда она поехала со мною в отпуск, на Юг. Не на тот Юг, где мы с родителями жили, с его сухими долинами и лысыми мертвыми горами, а тот, где плещет морской прибой, на улицах растут пальмы, а не чинары. Если мне не изменяет память, поездка эта еще только состоится в августе 1981 года…

Что из этого следует, я додумать не успел. Потому что рука спутницы вдруг скользнула по моему колену, поднимаясь все выше и выше.

Глава 15