Физрук

— Мне без разницы, — проворчала та. — В дому не пущу собутыльника…

И она исчезла в глубине квартиры.

— Что случилось? — спросил Витек, оглядываясь.

— Пал Палыч просил предупредить. Завтра комиссия гороно нагрянет… Завучиха, видать, натравила. Так что будь с утра трезв, как стеклышко от «Капитошки»… А вечерком заглядывай ко мне в общагу. Если все тип-топ будет, пивком угощу. «Золотое кольцо» называется, слыхал?

Он помотал взъерошенной шевелюрой.

— Для иностранцев, что на Олимпиаду приезжали, сварили, — уточнил я.

— А-а, ну зайду, конечно… — оживился трудовик.

— И еще, Витек, ты замок врезной достать сможешь?.. Самый простой надо, ну как у нас в учительской. Я заплачу!

— Да не вопрос… Тебе куда?

— В общаге, в двери своей комнаты хочу заменить, чтобы местные не совали нос.

— Ну так завтра и заменим!

Мы обменялись рукопожатиями, и я отправился к себе. Настроение у меня было самое прекрасное. Комиссии районного отдела народного образования я не страшился. Какой спрос с молодого специалиста? А вот семейство Разуваевых мне понравилось. Я понимал, что Глафира Семеновна расстаралась насчет ужина, видимо, надеясь угодить потенциальному зятю. Угодить угодила, а вот насчет зятя — вряд ли. Тигра, конечно, девчонка прикольная, но решительно не в моем вкусе. А директор оказался клевым чуваком, таких я еще не встречал. Ни в той, ни в этой жизни. Не думал, что фронтовики — они такие…

Когда я подошел к общаге, то благодушное настроение мое было смыто волной какой-то непонятной суеты, что царила возле подъезда. Пожар, что-ли? Непохоже. При пожаре вещи обычно выносят, а не заносят. Какие-то люди, с радостным матом и возгласами тащили внутрь узлы, стулья, тумбочки, посуду и прочий скарб.

Я едва протиснулся в дверь, пропуская мимо себя диван-раскладушку. У своего стола стояла хмурая Аграфена Юльевна. Ей явно не нравилось происходящее. Особенно — то, что среди вносящих вещи были и женщины. В основном — молодые и задорные.

— Что происходит, Груня? — не стал я дополнительно ее огорчать, называя «тетей».

Она помахала перед моим носом какой-то бумажкой и вздохнула.

— Горисполком постановил отдать с третьего по пятый этаж под семейное общежитие в связи с нехваткой жилья для трудящихся, состоящих в браке.

— Ну и правильно! — сказал я. — Ты-то чего расстраиваешься?..

— А как за порядком теперь следить⁈ — взвилась она. — С бабами-то!

— Ну а тебе какое дело?.. Ты не комендант же…

— С сегодняшнего дня — уже да, — Груня приосанилась, подтянув обористую юбку.

— Так тебя можно с повышением поздравить! — подмигнул я.

В ее глазах вспыхнул огонек надежды.

— Поздравь меня, Шура, а!

— Чисто дружески поздравляю… А так… Вообще-то, у меня невеста есть, Груня.

Огонек погас, как на потушенной сигарете. Я соврал, конечно, но это была ложь во спасение.

— Спокойной ночи! — буркнула она.

И я поднялся к себе. Лег спать пораньше, несмотря на гам и топот на лестничной клетке и наверху. Черт их дернул переселяться на ночь глядя. Хотя, конечно, если из бараков каких-нибудь, где для отопления печка, мыться приходится в тазике, а за водой — топать на колонку, то и ночью побежишь заселяться. Понятно, что люди, как ордера получили, сразу кинулись за своими шмотками. И все же я очень надеялся, что ночь пройдет спокойно. Завтра надо быть в форме, дабы Пал Палыча не подвести.

Напрасными оказались мои надежды. Уснуть-то я уснул, но был разбужен каким-то тихим постукиванием по оконному стеклу. Будто раненый дятел по дереву настукивает. Спросонья и сообразить не мог, кто стучит в мое окошко, к тому же — на втором этаже? Тук-тук…

Стук повторился. Мать честная, что за ерунда? Я слез с койки, отдернул штору и увидел… голого мужика, сидящего на корточках на карнизе. Вылитая горгулья, только рожа знакомая. В первое мгновение я даже решил, что все еще сплю и вижу сон, но ведь я не тот, чтобы мне голые мужики снились? Потом понял — для сна слишком явственно ощущается босыми пятками холодные доски пола и твердый край подоконника, в который я уперся ладонями и голым животом.

Да и физия мужика казалась все более знакомой. Курвец тоже разглядел меня и тихо поскребся, словно нашкодивший кот, который просит, чтобы его пустили в дом. Я дотянулся до шпингалета и отворил створку. Мужик немедленно сиганул в комнату. Почище кота.

И я узнал его, хотя, конечно, нагишом прежде не видел. Муха-цокотуха! Это был Петюня — водитель «МАЗа», живущий напротив. Как он без трусов оказался за окном? Спросить я не успел. В дверь грубо замолотили. Бум-бум-бум! Я двинулся было открывать, но Петюня отчаянной жестикуляцией попросил его спрятать куда-нибудь. Мол, спаси, Сашок! Вопрос жизни и смерти!

Отворив дверцу шкафа, я показал ему — ныряй. Что тот и сделал. Я пошел отворять, а то неизвестный мне бы дверь хлипкую вынес. Когда я ее распахнул, в комнату ломанулся здоровенный лоб в телогрейке и кирзовых сапожищах. Раскрасневшаяся морда пылала праведным гневом. Я его тормознул, а он, словно не замечая меня, все рвался и рвался. Пришлось взять его за грудки и вышвырнуть в коридор.

— Где этот⁈ — заорал он.

— Кто? — искренне недоумевал я.