Фёдор Абрамов

И если роман, в основу которого были положены военные события на Халхин-Голе, участником которых являлся сам автор, был весьма восторженно встречен читающей публикой, то критика на него была весьма сдержанной. Да и Симонов, невысоко оценивая своё творение, спустя годы признавался, что роман, «…впоследствии сжатый мною с тридцати двух до девятнадцати печатных листов, всё-таки и сейчас оставляет желать лучшего. А в ту пору, когда я в первоначальном виде принёс его в “Новый мир”, был вещью растянутой, рыхлой, а местами просто-напросто неумело написанной»{37}.

Конечно, статья «Роман о мужественных и сильных людях» не произвела такого взрыва эмоций в литературных и общественных кругах, какой в своё время вызовет публикация «Люди колхозной деревни…», но всё же она была яркой и цепкой, органичной, созданной в духе «разборчивого читателя», наполненной личностными восприятиями произведения. Для Фёдора Абрамова как критика она, безусловно, являлась знаковой.

Константин Симонов вряд ли пропустил эту статью без внимания. Указания на её плюсы и минусы с углублением в методы филологии будут здесь излишними. Лишь деликатно отметим, что именно эта публикация стала зародышем будущих весьма непростых отношений между писателями. Константин Михайлович, умевший разбираться в людях, не мог не увидеть в Абрамове мощный противовес тем литературным методам соцреализма, которыми пользовались литераторы послевоенной поры, в том числе и сам автор романа «Товарищи по оружию». Абрамовский вызов в уже упомянутой статье о деревне в послевоенный период проявится ещё ярче, что вызовет негодование и протест именитых писателей, многие из которых, как и Симонов, носили на своих пиджаках медали лауреатов Сталинских премий. Причём Константин Михайлович был удостоен этой награды шесть раз!

Нам неизвестно, как среагировал Константин Симонов на статью «Роман о мужественных и сильных людях», вот только Фёдор Абрамов в одной из дневниковых записей марта 1954 года с присущей ему резкостью окрестит автора «Товарищей по оружию» «дельцом и демагогом». Почему он так отозвался о Симонове? Сказать сложно. Ведь они к этому времени не только не общались, но и никогда друг с другом не встречались. И всё же на пустом месте такое нелестное выражение в адрес сталинского любимчика, коим в полном смысле слова был Симонов, вырасти не могло. Дыма без огня не бывает.

В самый канун Нового, 1954 года на стол заместителя главреда «Нового мира» Александра Григорьевича Дементьева ляжет плотный конверт, отправителем которого будет значиться Фёдор Абрамов. В нём будет находиться статья «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе».

Дементьев, пришедший на работу в журнал в разгар «оттепели» по приглашению Александра Трифоновича Твардовского, был человеком осторожным, отчасти консервативным и в то же время яростным ревнителем издания, радеющим за судьбу главного толстого журнала страны, понимающим, что все «послабления», данные властью обществу, могут оказаться лишь игрой, ширмой.

Кто такой Фёдор Абрамов, «Демент» (именно так звали Александра Григорьевича в редакции), конечно же, хорошо знал: ещё совсем недавно их связывал филфак ЛГУ, где оба работали. Не исключено, что Абрамов надеялся, что Дементьев по старой памяти примет статью в «Новый мир», потому к нему и обратился.

Статья «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе» была для «Нового мира» не новым звоночком в этой весьма сложной теме.

Первой публикацией в «Новом мире», рассказывающей о тяжёлых буднях послевоенных колхозов, о жизни крестьян, затравленных победными рапортами о хлебозаготовках, займах, бесправии, был очерк Валентина Владимировича Овечкина «Районные будни», опубликованный в № 9 за 1952 год. Затем редакция пропустила и другие публикации такого рода, обнажившие острые углы взаимоотношений параллели «власть – деревня – колхоз», искоренявшие недостоверность в описании крестьянского быта, ставшие, по выражению самого Твардовского, литературной «линией жизненной правды».

Прежде всего нужно отметить, что овечкинский очерк был напечатан в «Новом мире» ещё при жизни Сталина, накануне XIX съезда партии, состоявшегося в начале октября 1952 года. 14 октября Сталин на нём выступил с большой заключительной речью. К слову, именно на этом съезде партия получила новую аббревиатуру – КПСС.

Неясно, как вообще тогда в журнале, подконтрольном ЦК, могла появиться такая статья?! Ведь каждый его номер подвергался жёсткой цензуре. Просмотрели? Или Твардовский убедил, кого нужно? Не исключено, что именно смерть Сталина «спасла» тогда «Новый мир» от неминуемой расправы за столь смелую публикацию.