Фёдор Абрамов

– А что касается того, почему Абрамов, то здесь вообще можно начинать с принципа обучения в театральном институте. Первый курс – этюды, занятия с речью… Второй – выбор отрывков из прозы и выбор именно того, что можно было худо-бедно играть. В общем-то, у любого писателя есть определённые сцены в рассказе или в повести, которые можно сыграть драматургически, в которых существуют событие, интересные обстоятельства и которые впоследствии можно было вынести на экзамен. А у Абрамова таких отрывков масса и в рассказах, и в повестях, и тем более в романах. Конечно, мы очень много читали, и нами мастерам показывались многие авторы от Достоевского до Вампилова, даже киносценарии типа «Доживём до понедельника». Дело доходило даже до мультфильмов! Одним словом, Фёдор Абрамов в приоритете точно не был, и мы «не искали» Абрамова. У нас была иная задача – найти спектакль для учебной сцены, благодаря которому студенту, занятому в нём, будут выставлены оценки по мастерству. По сути, этот вопрос нас начинал терзать с первого курса. И вот в конце 1976 года нами стали выбираться очень удачные отрывки как раз из Абрамова, из его «Двух зим…». Совсем не специально! Всё это происходило очень спонтанно. Так возникла довольно сумасшедшая мысль поставить Абрамова. Все вспомнили о «Деревянных конях», шедших на «Таганке». И даже когда в конце 1976 года нам было дано задание планомерно «смотреть» Абрамова, то последнего романа тетралогии «Братья и сёстры» ещё не было и в нашем распоряжении была лишь трилогия «Пряслины». Вот оттуда планомерно начали выбирать какие-то отрывки, и так потихоньку, шаг за шагом стала создаваться драматургическая основа – сценарий пьесы, или, правильнее будет сказать, – инсценировки. Это очень долгая и кропотливая работа, потому что хотелось сыграть много, а временные и вообще театральные рамки, естественно, ограниченны.

Слушая Игоря Скляра, его обстоятельный рассказ, я начинал понимать, за что этих ребят – студентов ЛГИТМиКа, воплотивших в ноябре 1978 года в своём учебном театре на Моховой улице, 35[7], «Братьев и сестёр», так сильно полюбил Фёдор Абрамов. Было за что! Но в первую очередь за неспешность работы над инсценировкой, за желание продумать всё до мелочей – каждое слово, каждый жест, каждую сцену. Не месяц, не два и не три работы, как это было когда-то с «Двумя зимами…» в Театре им. Ленсовета, да и на других сценах, а больше года каждодневного труда, не жалея ни сил, ни времени, потребовалось им для того, чтобы Абрамов не только принял постановку, но и отныне и навсегда стал их близким другом и наставником. И стоя у могилы одного из авторов студенческих «Братьев и сестёр», Аркадия Иосифовича Кацмана, упокоившегося на Комаровском кладбище, и читая воспоминания другого – Льва Абрамовича Додина, сегодняшнего руководителя Малого драмтеатра – Театра Европы в Питере, поддержавших и воплотивших в свет идею своих студентов поставить Абрамова, я думал, как умело они смогли зародить в своих воспитанниках непроходящую любовь к Абрамову, увидев их жажду познания, пропустив через себя то, что видел и чувствовал сам Абрамов. Именно этот своего рода синтез в искусстве и дал тот самый плод, которым наслаждается зритель уже не одно десятилетие.

А когда было решено попросить у Абрамова разрешение на постановку, то студентами уже был накоплен немалый сценический материал.

«И вот тогда сели, подумали, – вспоминает Наталья Акимова, – и решили послать самых храбрых, самых эффектных девчонок с курса – Лиду Никитину и Шуру Иванес, впоследствии Яковлеву, прославившуюся великолепно сыгранной ролью стюардессы Тамары в фильме Александра Митты “Экипаж”».

А вот о том, как это было, рассказывает уже Лидия Александровна Никитина: «Сначала мы поехали на квартиру, но Абрамова дома не было. Он в это время в Доме творчества в Комарове работал. Мы туда. Приехали поздно. Нашли Дом творчества, поднялись к номеру, где жил Абрамов. Подошли к двери, слышим – душ работает. Выждали время, постучали. Фёдор Александрович открыл дверь и после недолгого объяснения, кто мы такие и откуда, предложил нам прогуляться по парку вокруг Дома творчества. Сидели на лавочках. Когда мы пояснили цель нашего приезда, Абрамов наотрез отказался давать нам разрешение на спектакль».