Финт хвостом

Сара Клеменс, хотя и художница по специальности, также пишет рассказы, в том числе по заказу английского издания Little Death и журнала Asimov’s SF Adventure Magazine. Она живет в Аризоне, куда недавно переехала из Флориды, где у нее была долгая карьера художника судебной медицины, кинокритика и создателя гороскопов для периодики. Художник в стиле фотореализм, она завоевала множество наград за свои иллюстрации, как в жанре фэнтези, так и эротики.

Этот рассказ вдохновлен поездкой в Рим, во время которой, как сказала Клеменс, «коты были повсюду, как и цыгане. Римляне любят своих котов и ежедневно их подкармливают. Это очень независимые кошачьи, которые могут соблаговолить подойти к твоим распростертым рукам, а могут и нет. Развалины древнего Рима принадлежат кошкам».

Все кошки Рима [33]

– Это и есть ад, – задумчиво пробормотала Мелина, потом повернулась и увидела устремленный на нее свирепый взгляд Ренаты.

Устало Мелина попрощалась мысленно с аркой Константина и стала пробираться через полуденную толпу к пожилой женщине, стоявшей, широко расставив отекшие ноги и кисло поджав губы. Позади Ренаты, как обычно, маячил Марио – покуривая и глядя прямо перед собой. С тем же успехом он мог находиться и в Тупело. Стояло лето, и вокруг арки и Колизея, точно мошки, роились туристы. Со съемками здесь Мелина закончила еще несколько недель назад, но все равно не могла оставаться равнодушной к роскошному и внушительному импозантному строению, украшенному барельефами и скульптурами, снятыми с более ранних монументов. Римляне без зазрения совести растаскивали старые постройки для возведения новых, но лишь изредка эти новые выходили столь прекрасными, как арка Константина. Прищурив от слепящего солнца глаза, Мелина подошла к Ренате, которая держала под мышкой и прижимала к себе локтем потрепанную коробку из-под обуви.

– Что ты там рассматривала?

– Ты хочешь спросить, какую именно сцену?

– Только не начинай, – сказал Марио. – Давайте поскорее со всем покончим.

– Возьми прах.

– О’кей, мама.

Отдав сыну обувную коробку, Рената, перед тем как переходить улицу, крепко вцепилась в руку Мелины. Ладонь у нее была мягкая и липкая, а ногти, которыми заканчивались толстые пальцы, напоминали ярко-красные ястребиные когти. Наибольшую ненависть у Мелины всегда вызывало то, что они постоянно подрагивали, словно жили собственной жизнью.

Они вошли под тень Колизея и встали в очередь за группой безвкусно одетых венгров.

– Твой отец любил Рим. – Рената отпустила руку Мелины, чтобы легонько похлопать по жесткому перманенту. – Он был бы счастлив, если б узнал, что его прах покоится здесь.

Они как раз выходили из-под наземной галереи в сам Колизей. Потом поднялись по лестнице на площадку… и вот уже перед ними раскинулись вызывающие благоговение руины. Достаточно постоять мгновение неподвижно, и тени прошлого обретут краски и звуки. Тогда увидишь перед собой арену, оружие, вонзившееся в содрогающиеся тела, почувствуешь жар и медный привкус крови во рту. Колизей словно эхом отдавал насилием. А если быть практичнее, то снимки, какие сделала здесь Мелина, положили начало ее карьере фотографа. Она отсняла их как иллюстрации к своей диссертации по римской архитектуре, а профессор посоветовал ей выставить их в галерее.

– Как вам вот это самое место? – спросила Рената.

Мелина повернулась и увидела, что старуха смотрит вниз за ограждение. Настланный пол арены давно уже обвалился, и по всему огромному пространству обломки подземных стен торчали словно сломанные зубы.

– Сойдет и здесь, – тихо отозвалась она.

– Я хочу побыть пару минут одна, – объявила Рената и перекрестилась.

Мелина и Марио отошли подальше, неспешно прогуливаясь вдоль ограждения.

– Как по-твоему, он размером с Астродром?

Мелина заставила себя сделать глубокий вдох и только потом ответила:

– Колизей вмещал семьдесят тысяч человек. Что, насколько мне известно, намного больше, чем вмещает Астродром.

– М-да. Немаленький. – Марио сделал последнюю затяжку и щелчком отбросил окурок за ограждение. – Твоя мать рассказала о письме, какое оставил Дими?

– Нет.