На самом деле тяжелое внутреннее состояние Гросса было обусловлено конфликтом между двумя важными составляющими его кредо: унаследованной от предков честностью и всосанным с молоком матери американским стремлением к успеху. Попытка совместить то и другое привела к поражению на обоих фронтах. Однако если поражение в качестве торгового представителя США в России выглядело окончательным и непоправимым, то относительно честности дела обстояли не так уж фатально. Мало ли честных людей совершали неблаговидные поступки, чтобы никогда в дальнейшем их не повторять? Вряд ли когда-нибудь еще неподкупного Дэвида Гросса внешние обстоятельства вынудят к поддержке бизнеса, связанного с запрещенными лекарственными препаратами. Он просто вернется к прежним занятиям — и снова сможет безбоязненно смотреть людям в глаза. Почему бы не начать немедленно? Снять эти нелепые очки — ведь он все равно не спит. Ну же, Дэвид! Соверши усилие воли!
Стюардесса обратила внимание на то, что пассажир, с начала полета погруженный в сон, проснулся и смотрит в иллюминатор. На лице у него написано раздражение, словно он пытается заставить себя сделать что-то очень трудное, если не совсем невозможное… К примеру, с помощью волевого усилия почувствовать себя счастливым.
48
— А мы-то им верили, — убитым голосом изрек печальное заключение Валентин Муранов.
Все «спортивные старички», когда их привлекли к даче показаний по делу о распространении анаболиков, к которому была причастна лаборатория «Дельта», отозвались на это некоторым нервным потрясением, включавшим в себя несколько этапов. Первый этап — тотальное отрицание: этим честным, хотя и пострадавшим от столкновений с людям было трудно, практически невозможно поверить, что их благая деятельность могла обернуться во зло. Они утверждали, что все это уголовное дело — клевета на «Дельту», затеянная теми самыми людьми, которые заинтересованы в распространении анаболических стероидов.
— Все это происки спортивного российского руководства! — громче всех кипятился Давид Коссинский. Этот все еще красивый, широкоплечий гигант с возрастом погрузнел, а суждения его стали еще безапелляционнее, чем в молодости, когда в интервью родимым советским газетам он вставлял традиционные тогда выпады в адрес буржуазных поджигателей войны. — Спортивная мафия, а что вы хотите? Знали, что «Дельта» вставляет им палки в колеса, так не нашли ничего лучшего, как обвинить ее в полной ерунде… Да, да! Ничем, кроме ерунды, такие умозаключения я признать не могу!
Потом, по мере того, как агентам «Дельты» предъявляли все новые и новые доказательства, что возглавлявшие секретную лабораторию Стефан Шварц и Алекс Карполус вовсе не радели о чистоте побед российских спортсменов, а преследовали свои корыстные цели, настроение их менялось от боевого к подавленному.
«Но ведь мы ничего плохого не делали, — защищали свое нравственное спокойствие Шашкин, Коссинский, супруги Мурановы, — мы помогали изобличить тех, кто действительно принимал запрещенные стимуляторы. Разве это плохо?» Когда же у них не осталось сомнений в том, что они стали пешками в чужой игре, где спортсменам, которых они изобличали, отводилась роль заранее намеченных жертв, они дружно впали в депрессию. Теперь их приходилось не убеждать и обвинять, а утешать. Однако утешения плохо помогали перед лицом беспощадных фактов.
— Подумать только, — казнил себя Ярослав Шашкин, — ведь это я сразу после того, как Александр Борисович Турецкий приходил ко мне домой, позвонил Карполусу! Делился приятной новостью, что наконец-то Генпрокуратура взялась за убийц Паши и Наташи, спрашивал, не может ли это быть провокацией со стороны мафии, которая распространяет анаболики… На самом деле ведь это я им проболтался о том, что посоветовал Александру Борисовичу поговорить с Давыдовым! Значит, это я виновен в лужниковском покушении… По глупости, все по глупости. Как если бы своими руками его подстрелил…
На это возразить было нечего. И впрямь, стремительность, с какой Давыдова пытались убрать, указывает, что звонок Шашкина послужил сигналом для главарей «Фармакологии-1». И если Тихон Давыдов понемногу выздоравливает и заново учится ходить, то Глазырин и его телохранитель погибли, даже не узнав, что стало причиной их гибели…
Софья и Валентин Мурановы обвиняли себя в чрезмерной привязанности к материальным благам.
— Может быть, если бы мы как следует обдумали предложение «Дельты», — вспоминала Софья, — то заподозрили бы, что дело здесь нечисто. Но они нам замазали глаза своими деньгами! Знаете, не так-то легко сидеть на мизерной пенсии, после того как привычка пользоваться совсем иным уровнем жизненных благ вошла в плоть и кровь. К тому же у нас сын, внуки… Так что не будем врать: на предложение «Дельты» мы накинулись, как голодные евреи на манну небесную. Надо принять еще во внимание, что мы были вынуждены уйти с тренерской работы из-за проклятых анаболиков! Понятно, что хотелось отомстить…