Читаем Финиш для чемпионов полностью

Захар Алоев сквозь звуки восточной музыки (дорогого американского гостя проводили, но пир продолжался) прекрасно слышал выстрелы, но не трогался с места и пристальным взглядом возвращал на место тех, кому припала охота вскочить из-за стола. Все равно те, кто здесь пировал, не в состоянии были помочь тем, кто там сражался. Это был настоящий его праздник, быть может, последний праздник, и он желал использовать каждую его минуту, насладиться каждым живительным глотком. Если Мансур вернется, значит, у них будет еще много праздников. Ну а если нет, значит, эти минуты были использованы не напрасно. По крайней мере, у Захара Алоева есть время подготовиться. И допить вино.

Минуты были использованы не напрасно. В этом убедился Турецкий, когда, оторопев, обнаружил Алоева, который продолжал есть и пить, невзирая на их появление пред своими орлиными очами. Делал он это без веселья, но с надменностью. А вокруг все траурно замерли — при том, что на столе разноцветно подмигивали фрукты и мясные блюда, соусы и бутылки редкостного выдержанного вина. Будто венецианский карнавал: и пышно, и пестро, и мрачно, и страшновато.

Турецкому и Грязнову пришлось представиться и предъявить удостоверения. Это, в общем, оказалось лишним: Алоев успел морально подготовиться к тому, что его пришли брать, и для него оказалось бы постыдным, если бы его пришла брать какая-то службистская мелочь. Кажется, звания и должности объявившихся противников доставили ему горькое удовлетворение. Он не был вооружен и не проявлял стремления к самоубийству. Он продолжал оставаться надменным и невозмутимым.

Захара Алоева арестовали. К Мансуру Алоеву, кое-как оказав ему первую помощь, вызвали «скорую». Но не кончены были еще дела в этом доме. С врагами разобрались, предстояло освободить друга.

То, что должно было оказаться трогательной встречей друзей, явилось самым тяжелым фрагментом этого насыщенного событиями вечера. Когда Саша Турецкий и Слава Грязнов пришли освобождать Юрия Гордеева… Точнее, когда они ворвались в комнату, служившую для адвоката тюрьмой, Юрия Гордеева они там не увидели. Увидели голые стены и единственную кровать, на которую было небрежно брошено скомканное бурое шерстяное одеяло. У Турецкого мелькнуло соображение, что пленника перевели куда-то в другое место. О том, что совсем недавно он содержался здесь, свидетельствовал запах — затхлый густой запах немытого тела, естественных отправлений организма, невкусной еды, застарелой неволи. Покинутый зверинец, опустелая клетка! Где же искать Гордеева? Пока весь этот спектр мыслей отрывочными фейерверками вспыхивал в его мозгу, одеяло зашевелилось. Прежде чем Турецкий вынудил себя признать очевидную истину, Слава Грязнов подскочил к кровати и сбросил одеяло на пол. У присутствующих вырвался общий вздох, соответствующий коллективному потрясению: на кровати скорчился Гордеев…

Точнее, Грязнов и Турецкий узнали в этом существе Гордеева главным образом потому, что они знали: в данной комнате алоевского дома обязан находиться Гордеев. Но как трудно было поверить, что господин адвокат — пусть немолодой, но сильный, элегантный, по-прежнему удостаивающийся женского внимания — способен превратиться в этого сморщенного гнома! Беспомощный старичок, кожа да кости, настолько плоский, что рельеф его тела почти не выдавался над матрасом, испачканным кашей и испражнениями. Огромные на усохшем лице, замутненные недавним сном глаза беспокойно задвигались.

— Саша… Слава… — Голос Гордеева изменился меньше, чем можно было бы предположить по его общему состоянию, но стал прерывистым и хриплым. — Это правда вы… или снова галлю…цинации?

— Мы это, Юра. — Сердобольный Слава Грязнов едва не прослезился, склоняясь над телом… то есть, тьфу, какие глупости лезут в голову!.. просто-напросто над пострадавшим другом. — Ты, пожалуйста, не разговаривай, если тебе трудно говорить.

— Что… очень… плохо?

— Ничего, Юра, — вступил Турецкий. — Пустяки, ничего страшного. У тебя обыкновенное обезвоживание. — Кажется, у него действительно обезвоживание. Хотя и трудно себе вообразить, что можно увидеть такую степень обезвоживания не в пустыне Сахара, а в подмосковной Перловке! Что же с ним тут делали? Каким образом до этого довели? В спертом духе комнаты различался въедливый медикаментозный запах: должно быть, какая-то отрава из арсенала «Фармакологии-1» совершила над Гордеевым это страшное превращение. — Врачи тобой займутся и быстренько вернут тебя в норму.

— Заберите… меня… отсюда…

— Заберем, заберем, — успокаивающе погладил его Слава по тощей потемнелой руке. — Куда мы денемся. Неужели здесь бросим?

Перейти на страницу:

Все книги серии Марш Турецкого

Похожие книги