Финиш для чемпионов

Турецкий беспомощно огляделся: нет ли в комнате чего-нибудь, что могло бы послужить носилками? Страшно было трогать Юру Гордеева с места, но и оставлять его на этой кровати из кошмаров до прибытия «скорой помощи», которой придется забрать не одного, а двух пациентов, он не хотел. Как его перенести: на матрасе? Вместе с кроватью? Наиболее подходящий вариант — одеяло: следовало надеяться, достаточно прочное, чтобы выдержать уменьшившийся вес тела адвоката. И таким образом, Гордеева поместили в центр расстеленного одеяла, которое, держа за края, шестеро сильных мужчин вынесли за пределы этой комнаты пыток.

Так выносят с поля боя раненых.

47

Едва опустившись в кресло самолета, Дэвид Гросс немедленно извлек из сеточки спальный набор: плед, темные очки на широкой резинке и надувную подушку-полукольцо. Самолет, предназначенный для американских дипломатических работников, сулил много радостей для временно пребывающих в полете. Можно было заказать блюда по выбору, пролистать свежую прессу на двух языках, посмотреть телевизор. Удобные кресла позволяли также работать с бумагами или ноутбуком без малейших помех. Тем не менее Дэвид Гросс еще до того, как шасси самолета оторвалось от взлетной полосы, поспешил нацепить на себя спальную амуницию. Нет, он не страдал от чрезмерной усталости, и время было вовсе не позднее. Дэвид Гросс попросту хотел отгородиться пледом и непроницаемыми очками от всего мира. Там, в темноте, он чувствовал себя относительно защищенным. По крайней мере, темные очки гарантируют: никто не станет заглядывать ему в глаза. Необходимость смотреть людям в глаза прежним прямым, честным и непреклонным взглядом, составлявшим немалую часть его слегка тяжеловесного обаяния, в течение последних суток нервировала Гросса.

Позор, позор! Мысль его постоянно возвращалась к одному и тому же эпизоду: праздник на вилле депутата Алоева. Как торжественно его там принимали — и как поспешно выпроваживали! Потайными тропами… Он выбирался между шершавыми заборами, то деревянными, то каменными, топча и ломая заросли вольных сорняков, которых не касалась рука рачительного садовника. Раздавленные сорняки благоухали первобытной, примитивной природой, и Дэвид Гросс, несмотря на панику, вдруг остро припомнил, что равный по пряной дикости запах он обонял только в возрасте двенадцати лет, на ферме у дяди, после того как взошла самая крупная в его жизни луна.

Лунный свет, обычно сопутствующий беглецам, не желал скрашивать одиночество Дэвида Гросса, и он спотыкался в темноте. Порвал правую брючину, рассадил икру о завиток толстой медной проволоки, торчащей из земли, наступил во что-то скользкое — во что именно, принюхиваться он на сей раз не пожелал. Обтрепанный, слегка окровавленный, не сказать чтобы невредимый, но, в общем, более или менее целый, Гросс выбрался к станции — как раз в тот момент, когда к платформе подползала, будя перловский мрак огнями, электричка. Последние три метра забега превратились в потрясающий финал, потребовавший сверхчеловеческого напряжения, и Гросс отметил с холодным, как бы не имеющим к нему отношения юмором, что в данный момент от анаболиков не отказался бы даже он. В вагоне, рухнув на обитое жесткой кожей сиденье, Дэвид первым делом схватился за пульс. Пульса не было.

«Ну точно, — заполняя той же холодной юмористической отстраненностью мучительные секунды, подумал Дэвид Гросс, — я же умер. Такая чепуха не имеет права происходить со мной, это предсмертный бред. Или… как звучит это русское религиозное слово?.. муты… мыта… мытурства? Загробные странствия души…»

Пульс появился не сразу, но все-таки появился. В течение двух-трех минут сердце колотилось о грудную клетку так, словно хотело разбить изнутри свою костную тюрьму. По истечении этого срока Гросс оказался снова способен контактировать с внешней средой и немедленно выяснил, что поезд едет не в Москву, а, наоборот, от нее удаляется. Как назло, у торгпреда США совершенно не было при себе русских денег! Ни на покупку билета, ни на выплату штрафа — на его счастье или несчастье, контролеры в такое позднее время обычно по вагонам не шастают, а пьют себе чай в семейном тепле и уюте. За окнами разворачивалась вдоль и вширь однообразная, таинственная, страшная Россия-во-мгле, кое-где разжиженная пристанционным голубоватым люминесцирующим сиянием и разноцветными огоньками городков Подмосковья. Почему только дипломатам не дают уроков поездки на туземном транспорте?