Филипп IV Красивый. 1285–1314

В булле небыли упомянуты ни короли Франции и Англии, ни итальянские князья. Они не были адресатами буллы. Филипп Красивый узнал о ее существовании от французских прелатов. Он не дрогнул. Свидетель сообщает, что он не услышал "никаких некорректных слов, исходящих из уст короля, хотя некоторые люди говорили, что булла была направлена именно против него". Это совершенное самообладание было одним из главных достоинств Филиппа и его грозным оружием. Он говорил только то, что решил и что было уместно сказать в каждом конкретном случае. Его гнев был накален до предела; его ненависть — не проявлялась. Он позволил Папе насладиться своей слишком легкой победой. Он даже не выразил протеста, как будто булла его не касается. Бонифаций считал, что игра выиграна, но все же был готов пойти на некоторые уступки, хотя бы для того, чтобы продемонстрировать свое расположение к французскому королю. Французские епископы не осмелились опубликовать буллу. В июне, по инициативе Филиппа, архиепископы Реймса, Сенса, Нарбонны и Руана провели встречу в Париже. Они пригласили многих прелатов. Собрание решило отправить в Рим депутацию, чтобы выступить в защиту французской церкви, которая заявила, что ее существование находится под угрозой. Коллективное письмо было направлено Бонифацию. В письме внимание понтифика было обращено на непредвиденные последствия буллы. Действительно, если бы было принято решение освободить французское духовенство от всякого участия в общих тяготах, оно одновременно лишилось бы той защиты, которой пользовалось. Их имущество находилось под угрозой разграбления или опустошения, а их вотчины — конфискации. Поэтому французские прелаты обратились к Папе с просьбой восстановить нарушенную гармонию.

Филипп приготовил для него еще один сюрприз. Указом от 17 августа 1296 года он запретил любой экспорт золота и серебра без его разрешения. Он был осведомлен о потребностях Папы в наличных деньгах и знал, что Папа поддерживал контакты с банкирами Бише и Муше. Однако Бонифаций VIII, похоже, не был выбран в качестве мишени лично. В том же указе Филипп Красивый запретил экспорт лошадей, оружия и военного снаряжения, ссылаясь на то, что страна нуждается в обороне.

После заключения окончательного мира между Неаполитанским и Арагонским королевствами, Бонифаций пообещал королю Арагона значительную сумму денег, чтобы привлечь его на свою сторону. Маневр провалился из-за Филиппа Красивого. Возмущение Папы было крайним, и его реакция была незамедлительной. Он послал епископа Вивьера, Гийома де Фальгьера[150], передать буллу "lneffabilis amor" ("Невыразимая любовь!")  королю Франции.

В преамбуле, взятой из Песни Песней, он напомнил о союзе Христа с Церковью и приписал последней вселенский суверенитет:

"Любое посягательство на ее свободу, — продолжал он, — является оскорблением самого Бога, всемогущего Господа, чей молот разбивает противников в порошок". Недавний указ короля, с намерением тех, кто его вдохновил, если не того, кто его обнародовал, ущемляет эту свободу и, кажется, хочет нарушить ее в королевстве, где она всегда была в почете в том, что касается имущества церквей и церковных лиц, не говоря уже о Папе и кардиналах.

Затем он перешел к конкретным упрекам:

"Подданные короля не могут не страдать от его строгостей, и эти подданные раздавлены тяжестью стольких нош, что их послушание и обычная преданность становятся все холоднее и холоднее по мере того, как они становятся все более обремененными. Потерять сердца своих подданных — не малая потеря. Этот указ не относится к числу тех, которые, согласно уже нарушенному обычаю, государи могут издавать для того, чтобы помешать своим врагам черпать ресурсы с их территории, а своим подданным — проходить через земли их противников и приносить им свои товары. По своей общности он направлен не только на граждан, но и на иностранцев всех стран. Если намерением его автора было добраться до папы, его братьев кардиналов, прелатов самих церквей, имущества папы и прелатов, живущих или не живущих в королевстве, то было не только неосмотрительно, но и глупо безрассудно накладывать руки на тех, кто не находится под контролем ни короля Франции, ни какой-либо светской власти. Такое нарушение церковного права подпадает под отлучение, предусмотренное канонами".

Не подозревая об угрозе антифранцузской коалиции, нависшей над Францией, он выступил с этой угрозой:

"Вы не должны забывать, что нам и Церкви было бы достаточно лишить вас наших милостей, чтобы вы и ваш народ ослабли настолько, что не смогли бы противостоять иностранным нападениям, не говоря уже о других неудобствах, которые для вас возникнут. С того дня, как вы стали считать нас и Церковь своими главными противниками, тяжесть этой вражды и вражды ваших соседей стала такой, что ваши плечи не выдержали бы ее".

Поэтому Папа призвал короля пересмотреть свое решение, которое, как ему хотелось бы верить, у него вымогали. Затем он значительно смягчил свой тон: