Fidem

– Боялся тебя, слепого калеку в дрянном доспехе? – «Вопящий Ангел» сделал шаг по направлению к «Судье», и от этого шага проснулись сейсмические датчики доспеха, расценив его как легкое землетрясение.

Если он сделает на один шаг больше, «Судье» не уцелеть. Пусть он не так мал, чтобы «Ангел» мог раздавить его, подобно насекомому, однако разница в массе слишком весомая. От подобного столкновения «Судья» отлетит прочь, как если бы врезался в скалу на полном ходу.

– Ты принял меня за лазутчика Святого престола. «Я думал, это один из них. Их шпион, заявившийся в Грауштейн, чтобы собирать информацию. Я-то знал, что они не оставят меня в покое даже тут, на краю земли». Помнишь эти слова? Ты произнес их не так давно на вершине Южной башни. Ты сохранил мне жизнь не из жалости, Герард. А потому, что боялся. Боялся меня, не так ли? Слепого калеку в дрянном доспехе. Ты принял меня за соглядатая из ордена, посланного в Грауштейн, чтобы шпионить за тобой!

– А за кого еще я мог тебя принять, черт побери? – рявкнул приор Герард. – Доспех без герба и рыцарь без имени! Я был уверен, что орден, прослышав о чуде, послал в Грауштейн лазутчика для сбора информации. А может, и не орден Святого Лазаря, а какой-нибудь другой. У Святого престола до черта орденов, и все они норовят стянуть вкусные куски друг у друга из тарелки. А ведь есть еще епископы, кардиналы, прочие прелаты, посвященные в искусство Рачьих войн. Многие из них обладают достаточно длинным носом, чтобы попытаться вынюхать, какого рода чудо происходит в Грауштейне и какую выгоду из этого можно извлечь. Да, я принял тебя за шпиона Святого престола. После того как тебя не сожрал «Керржес», я решил, что твой доспех оборудован какой-то из закрытых технологий Церкви. Щитом от боевых нейроагентов. Может ли нищий раубриттер в дрянном доспехе располагать такой?

Гримберт подавил неуместную ухмылку. Представить оборудованного сложной защитой «Серого Судью» было не проще, чем полумесяц со звездой на куполах Грауштейна.

– Теперь ты и сам видишь, как цепь случайностей может разрушить тщательно просчитанный план. Твое чудо, рожденное из мертвой пятки, не продержалось и недели.

– Мое чудо принесло плоды, Паук. Прежде чем ворота Грауштейна захлопнулись, я успел выпустить в мир дюжину зараженных «Керржесом» рыцарей. Дюжину взведенных бомб. Не стану спорить, я рассчитывал на больше. На три, четыре, пять дюжин! Но даже этого хватит, чтобы нанести ордену смертельный удар. Уверен, радиоэфир вокруг Грауштейна сейчас напоминает штормящий океан. Тучные бургомистры, чванливые графы и развращенные властью прелаты бомбардируют друг друга паническими сообщениями о безумствах, чинимых повсеместно рыцарями с зеленым крестом. Тщетны посулы, угрозы и обещания – «Керржес» не вступает в переговоры со своими жертвами. Уже сейчас где-то ревут пожары, грохочут выстрелы, истекают горящим топливом рыцари…

– Орден Святого Лазаря пережил бессчетные сражения с кельтами, думаешь, дюжина безумных рыцарей пошатнет его позиции?

«Вопящий Ангел» кивнул своей огромной башней.

– Я хотел бы выпустить в мир куда больше отпрысков «Керржеса». И выпустил бы, если б не эта глупая промашка. Но я и без того добился своей цели. Только представь себе – цвет лазаритского рыцарства уничтожил сам себя в приступе безумной ярости. Ты ведь знаешь, как Церковь относится к убийцам и самоубийцам, Паук?

Гримберт промолчал. Он знал.

– Убей я их собственноручно или замани в ловушку – они стали бы мучениками и павшими воинами Христа. Однако, заставив их наброситься друг на друга, я поступил несравнимо умнее. Я погубил не только их, но и их души. Их прах не обретет спокойствия в монастырском склепе. Их тела не будут отпеты. Их имена не станут прославлять потомки. В их честь не будут звучать молитвы. Их вымарают из церковного информатория, как вымарывают еретиков и грешников. Для своих уцелевших собратьев они навеки останутся самоубийцами и душегубами. Как думаешь, орден перенесет такое?

Да, подумал Гримберт, это может сработать. Для обескровленного и лишенного былой силы ордена Святого Лазаря это может стать смертельным ударом. Кто по доброй воле захочет посвятить жизнь ордену, братья которого устроили кровавую вакханалию? Кто станет молиться пятке, сотворившей страшное Грауштейнское чудо?

– Ты погубил не только своих братьев, Герард. Как насчет двух тысяч паломников, чьи тела лежат в храме? Ради чего они расстались с жизнью?

– Паломники… – судя по звуку, Герард звучно сплюнул. – Не пытайся облачиться в тогу милосердия, Паук, она идет тебе не больше, чем ядовитой змее – герцогская корона. Ты ведь думаешь сейчас отнюдь не об этих погибших агнцах.

– О чем же я думаю?

– О том, почему я позволяю себе болтать с тобой вместо того, чтоб превратить в пепел. Мало того, рассказываю тебе детали, которые тебе определенно не стоило бы знать. Ну же, подумай. Прояви свой хваленый паучий ум.

Гримберту потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями.