Фиалок в Ницце больше нет

Рядом с ним была его свита: высоченная (даже выше его самого) девица в ультракоротком платье, во всей красе открывающем ноги, которые росли, казалось, от несколько кривоватых зубов. Лицо (и кривоватые зубы) были Саше смутно знакомы – ах да, какая-то топ-модель парижских подиумов русского происхождения, то ли Маша, то ли Глаша.

– Федюсик, а куда мне ложить мой браслетик? У него замочек отвалился. К ювелирчику заедем?

Ее малоприятный сюсюкающий голос разнесся по всему залу.

Федюсик! Похоже, у то ли Маши, то ли Глаши, не ведавшей, куда ей ложить браслет из гигантских бриллиантов, с которым, как же иначе, надо было обязательно явиться на аукцион, все существительные были в уменьшительной форме.

Маша-Глаша держалась справа от Федюсика. Самое ужасное помещалось от него слева: радикально сменившая прическу на седой ежик, носившая теперь гигантские очки в канареечно-желтой оправе и черную, но ужасно дорогую кашемировую хламиду ПВК.

Полина Аркадьевна Волкова-Красовская, загремевшая в колонию и, судя по всему, выбравшаяся не только оттуда, но и в Цюрих на аукцион современного искусства.

Саша окаменела. Первой мыслью ее было вскочить и бежать прочь, однако аукцион уже начался, и она бы только привлекла к себе внимание.

А привлекать к себе внимание она не хотела.

Хорошо, что она сидела сбоку и на задних рядах, а шумная группка расположилась, конечно же, впереди, на заранее зарезервированных для нее ВИП-местах.

Федор был Сашиным прошлым – но все равно она на удержалась и отыскала информацию о нем, что благодаря Интернету стало значительно проще.

Он всего за несколько лет, занимаясь сомнительными сделками с цветными металлами и золотом, превратился в так называемого олигарха – нет, не первого и даже не второго ряда, наверное даже и не третьего, но свой миллиард-другой урвать успел, подавшись потом в политику (и оперативно женившись для этого на дочери губернатора крупного российского региона), сделал и там головокружительную карьеру, которая закончилась большим скандалом и исключением его из партии власти (и не менее оперативным разводом с дочерью уже бывшего губернатора, от которой он имел дочку и двух сыновей), а затем подался в шоу-бизнес, пытаясь найти новую сферу деятельности и бизнес-проектов.

Но что он делает в Цюрихе, на аукционе современного искусства, тем более в сопровождении ПВК?

Сашу так и подмывало покинуть аукцион, но она решила остаться и проследить, что же желает купить Федя – нет, давно уже не ее Федя.

Тут продавали концептуальное искусство, а не яйца Фаберже, царские иконы или драгоценности бывшей императорской семьи – русские олигархи ведь обычно посещают именно такие мероприятия.

Оказалось, что не только.

Со все нарастающим напряжением Саша исподтишка следила за шумной группкой: та, веселясь и отпуская шуточки на русском, комментируя происходящее, не пыталась бороться ни за один лот.

Так зачем они заявились – неужели для того, чтобы она столкнулась со своей бывшей любовью?

– Лот 37, полотно Макса Бекмана «Портрет фрау Доротеи Келлерманн». Начальная цена – двести тысяч долларов. Кто желает предложить больше?

Двести пятьдесят, триста, четыреста, семьсот…

Борьба разворачивалась между уже известными Саше соперниками: бедно одетой американской миллиардершей, пожилой японской четой и немцем с тростью.

– Миллион!

Возникла пауза, и аукционист спросил:

– Кто желает предложить больше?

Внезапно табличку с номером «37» (случайно – или намеренно?) подняла ПВК, провозгласившая на дурном французском:

– Два миллиона!

Публика завертела головами, американская миллиардерша, жутко богатая, но скуповатая, дернулась, японцы зашушукались, а немец с тростью махнул рукой – он вышел из игры.

Сияющий как золотой червонец аукционист пожелал знать, не желает ли кто-то предложить больше.

Японцы предложили два миллиона пятьдесят тысяч – тоже жмоты! Американская миллиардерша назвала два миллиона сто пятьдесят.

– Три миллиона!

Публика загалдела.

Японцы, посовещавшись, тоже показали жестами – мол, мы больше не будем тягаться.

Американская миллиардерша, раскрасневшись, предложила три четыреста.

Возникла пауза. Все явно ждали того, что ПВК предложит четыре миллиона – такую сумму за картину Макса Бекмана никто еще никогда на аукционе не выкладывал.

Однако после томительного ожидания не ПВК, а сам Федор произнес на хорошем английском (видимо, поднатаскали):

– Пять миллионов!

Аукционист, сглотнув, переспросил:

– Пять миллионов, не четыре?

Ну да, все ждали четыре, а Федюсик бабахнул сразу пять: широкая русская душа олигарха.

Тот подтвердил кивком – да, пять.

– Дамы и господа, предложена сумма в пять миллионов! Желает ли кто-то предложить больше?

Американка зло замахала руками, аукционист немного потянул время, но когда никто так и не объявился, ударил молотком и объявил:

– Продана за пять миллионов долларов номеру 37. Мои поздравления!

Зал даже зааплодировал, а Саша, пользуясь подвернувшейся возможностью, встала и быстро вышла вон.