Февральский дождь

Из подъезда вышла Женя. Она плакала.

– Сколько у тебя было?

– Какая разница? Просто противно, – сказала Женя.

– Не переживай, – сказала Стелла. К Жене она относилась хорошо.

– Обидно. Какие-то две шалавы, – сокрушалась Женя, она была в шоке.

Я попросил Стеллу глазами: помалкивай, пожалуйста. Она изобразила, что будет молчать, как рыба.

Я позвонил заместителю министра внутренних дел генералу Рудневу. Не раз встречался с ним, брал интервью. Подчеркнул парадокс истории – судимая малолетка ищет защиты у ментов. Руднева это заинтересовало. Договорились, что он поручит местному отделу внутренних дел разыскать больного спидом подростка и тех, кто угрожал Даше. Поручит также транспортной милиции найти девчонок на Казанском вокзале.

Через два дня позвонила инспектор по делам несовершеннолетних. Первая мысль у меня была: неужели Денис что-то натворил?

– С вами хочет поговорить ваша подопечная.  Все-таки попалась.   На дзюдоисток нарвались.

У Даши был помятый вид. Мне почему-то стало смешно, чего я не мог скрыть. Метёлка совсем разобиделась. Слезы по щекам. Но меня это не трогало. В руках у нее была сумочка Жени.

– Дзюдоистки не стали писать заявление. А зря. Не мешало бы вашей метёлке посидеть, – сказала инспектор.

Я напомнил, что она как раз этого добивается. Инспектор знала о моем разговоре с генералом Рудневым.

– Так ведь пришло сообщение. Нашли того, со спидом.

Мол, угроза миновала. Я так не считал. Не спидом, так гонореей заразят. Уличные подростки соревнуются в злопамятности и жестокости.

– Шли бы вы с миром, но в задницу, – грубо сказала Даша.

Даже подруга ее сделала большие глаза.

Инспектор утомленно взглянула на меня:

– Ну, что вы возитесь с этой оторвой?

– Вдруг повзрослеет и станет специалистом по подростковой преступности.

– Вы серьезно? Да она просто манипулирует вами. Ну что? Звонить дзюдоисткам?

Я взглянул на Дашу. Она сделала ручкой игривый жест.

– Звони, все равно мне больше двух лет не дадут. Да если даже трояк – переживу.

Она меня разозлила. Я попросил инспектора оставить меня с ней наедине.

Инспектор вывела подругу.

Я показал глазами на сумочку, которую Даша теребила в руках.

– Эта сумочка моей дочери.

Глаза у Даши чуть не выпали из орбит.

– Обалдеть!

– На тебе теперь два гоп-стопа. Это минимум восемь лет. А ты выкобениваешься.

Даша опустила голову. Протянула мне вещественное доказательство:

– Заберите. Здесь все, как было. Мы только поели пару раз в буфете.

– А как я объясню, чего вдруг ухожу с твоей сумочкой?

Даша растерянно молчала. Простонала:

– Ой, в какой же я какашке!

– Дочь точно не будет заявлять, – пообещал я. – Ладно, напиши из колонии. Держи себя там.

– Угу, – пообещала Даша.

Она получила, сколько добивалась – два года. Ее отправили в рязанскую малолетку. Там она раскрутилась – чуть не задушила стукачку. Получила за покушение на убийство довесок. Ее отправили в колонию особого режима. Она была уже совершеннолетней. Так она стала самой молодой особо опасной рецидивисткой страны.

Через год я приеду в эту уникальную колонию, всю в решетках, напоминающую зоопарк. К этому времени Даша успеет подхватить туберкулез в открытой форме и стать пассивной лесбиянкой. Я попытаюсь освободить ее и еще двух женщин с той же перспективной, что и у нее – перспективой гибели.

Я презираю журналистику, первую среди сволочных профессий, но признаю ее возможности. Журналистика позволяет вовлекаться в помощь – делать что-то полезное для людей. Если журналист хотя бы изредка это не делает – он фуфло графоманское, а не профессионал.

Мне удалось освободить только одну женщину. Не Дашу. По закону подлости, наименее достойную. После этого Даша меня возненавидела. А потом, осознав, что я никак не мог повлиять на окончательное решение, все же простила. Прислала полстранички. Попрощалась перед этапом в колонию для чахоточных. Для многих путь туда был в один конец…

Вера

Глава 22

Поезд из Павлодара медленно вползал под своды Казанского вокзала. Старые вагоны, немытые окна, скрежет тормозов. После нескольких суток пути родители выходили на перрон усталые, потерянные. Я склонился к маме, прикоснулся губами к сдобной щеке.

– Эх, мама, так хочется твоих пельменей!

– Ой, Юра, – постанывая, отозвалась мать, – какая из меня теперь стряпуха? Но побалую, куда ж денусь?

Пока отец обнимался с Верой и внуками, пожаловалась:

– Квартиру отдали за бесценок. На эти деньги здесь у вас даже сарая не купить. Пилила отца: давай останемся, кому мы нужны там, в России? Так нет же, уперся: надо бежать, пока в лицо плевать не стали.

Отец первым делом пошел в ванную. Я предложил потереть спину. Он отказался. Я успел заметить, что кожа у отца обвисла. В последние годы он резко сдал. Вот стареет человек, давший тебе жизнь, а что он при этом испытывает? Какие болезни скрывает? С учетом наследственности, мне это важно знать. Стасик может запросто, по-мальчишески, спросить отца, работает у него еще машинка, или только с перебоями. А я так не могу.