Фермер, который меня довел

Папа уносит меня подальше от страшного Прута Ховери, и мне уже не так страшно, и не так обидно, потому что больше всего во вселенной я люблю папу, а папа любит меня и несет показывать пушистых кооков.

— Камишек, — произносит дед, напоминая, что я для него так же ценна и любима, как камешек под ногами. — Хоть что-то в жизни ты сделала толковое. Нев – хороший парень, держись его.

Я киваю.

—…Жениться вам надо, — продолжает дед, почесывая неопрятную разросшуюся бороду.

Мне сложно поверить, что Прут Ховери был когда-то первым красавцем Хасцена – рослым, плечистым, с копной песочно-золотистых волос и карими глазами, необычными для этой местности. Для меня дед – камень, валун, что с виду, что внутренне. Но надежный валун, крепкий, который любого передавит за свою семью. Он тяжел во всех смыслах, но мы его любим. Даже я. Особенно я, в которой нет ничего каменного, ничего твердого, ничего орионского…

— Мы слишком молоды, — робко говорю я, водя пальцем по узору на стакане.

— Нечего ждать, — уверенно говорит дед. — Провозюкаешься, и бросит тебя Нев, он видный парень, умный, такой в два счета девушку найдет, а ты… ну, тебе повезло, что он на тебя клюнул.

Я перестаю водить пальцем по стакану и замираю, как всегда происходит со мной, когда кто-то меня упрекает или обижает. Деду неприятна моя робость, моя покладистость – да и вся я его раздражаю, но я все равно ему дорога и он хочет для меня лучшего.

Я поднимаю на деда глаза; они у нас одного цвета – темный мед.

Удивительно, поразительно, невообразимо, но из всех моих родных и друзей лишь дед, с которым я никогда не была близка, поддержал меня и одобрил мой выбор.

— Он настоящий мужик. Я это сразу понял. Он украдет для тебя, убьет за тебя, сам убьется, если так будет надо, чтобы тебя сберечь. С ним тебе будет безопасно и хорошо, Камишек.

— Я тоже так думаю, — говорю я, и Прут Ховери остается доволен моими словами.

— Дорогая?

— Руд? — неверяще, хрипло произнесла я.

Как здесь взялся агент, ведь только что-то я говорила с дедом? И дед был жив… Я нахмурилась, силясь понять, почему дед пропал, а Руд говорит мне такие слова. И почему он вообще здесь, в нашей с Невом спальне на ферме?

— Как выспалась? — проворковал мужчина, и пригладил мою челку, вставшую дыбом.

Я обнаружила, что на мне та самая сексуальная шелковая пижама, которую я купила, чтобы демонстрировать мужу, и которую зареклась надевать в его отсутствие. Почему она на мне?!

— Я нашел эту прелесть в шкафу, — пояснил Руд, заметив, что я прикасаюсь к шелку и кружевам, и присел ко мне на кровать.

«Прелесть». Не так ли он змейку радужную звал, которую нарочно сунул мне в руки?

О, Звезды! Змея, укус, яд! Эйфория, Руд, сексуальная пижама… спальня!

Я соскочила с кровати, бросилась к шкафу, нашла халат и, «спрятавшись» в нем, повернулась к агенту, который томно и расслабленно, как довольный кот, развалился на нашей с Невом кровати.

— Какого ящера ты делаешь здесь?!

— Что за тон, милая? — сказал агент, и улыбнулся красиво, выверено, светло, но я увидела в этой белозубой идеальной улыбке лишь торжество.

— Я спрашиваю: что ты делаешь в спальне? И почему я в этом? Ты меня касался? Кто тебе позволил?