И, наконец, у него есть лишь одна поправка к великолепной добрососедской речи м-ра Пилкингтона. Оратор всё время упоминал «Ферму Животных». Он не должен этого больше делать, но мы его не виним — он не знал, не мог знать, ибо это сию минуту объявляется впервые; название «Ферма Животных» отменено. Отныне и навеки эта ферма будет известна под именем «Усадьба», то есть под своим правильным, исконным именем.
«Господа, — заключил Наполеон, — Я предлагаю вам тот же тост, но в иной форме. Наполните ваши стаканы до краев. Господа, вот мой тост: за процветание фермы «Усадьба»!»
Снова раздались приветственные клики, стаканы были осушены до дна. Животным, смотревшим на всё это сквозь мутноватые стекла, почудилась странная вещь. Что-то изменилось в очертаниях свиных рыл. Что? Старые слабые глаза Люцерны пытались рассмотреть лица. Казалось, черты этих лиц стали нечеткими, зыбкими. У тех, кто имел по три подбородка, их стало как будто четыре, А у других, вместо пяти подбородков, было видно лишь три…
Когда аплодисменты замерли и снова началась карточная игра, животные тихонько удалились. Однако не успели они отойти и на двадцать шагов, как остановились, словно вкопанные. Громкий крик несся со стороны дома. Животные кинулись обратно к окнам. В доме разыгралась крупная ссора. Крики, удары кулаками по столу, острые подозрительные взгляды, яростные утверждения и отрицания… Источником скандала, по-видимому, явился тот трудно объяснимый факт, что Наполеон и м-р Пилкингтон выложили на стол по валету пик одновременно.
Орали двенадцать голосов враз, и все — одинаково. Теперь стало ясно, что изменение очертания лиц было вполне реальным. Животные глядели то на людей, то на свиней, то снова на людей — но отличить одних от других было уже невозможно.