Ферма животных

Ферма производила теперь много больше продуктов, чем раньше, и была значительно лучше организована; к тому же территория ее расширилась за счет двух участков, откупленных у м-ра Пилкингтона. Строительство мельницы было, в конце концов, успешно завершено, была приобретена молотилка и сенокосилка, построено несколько новых помещений. Уимпер купил себе коляску. Мельница, впрочем, не вырабатывала электроэнергии, но молола зерно, что приносило Ферме немалый денежный доход. Животные изо всех сил трудились над строительством новой мельницы; говорили, что когда эту мельницу построят, в ней обязательно установят динамо-машину. Правда, о роскоши, которую обещал когда-то животным Снежок, — о стойлах с электрическим освещением и отоплением, с горячей и холодной водой, о трехдневной рабочей неделе — больше разговоров не было. Наполеон объявил подобные идеи, противоречащими принципам Анимализма. «Истинное счастье, — говаривал он, — заключается в том, чтобы трудиться как можно больше, не давать себе изнеживаться».

Получилось как-то так, что хотя Ферма стала богаче, сами животные не разбогатели нисколько, — исключая, конечно, свиней и собак. Быть может так вышло потому, что их было много — свиней и собак. Нельзя сказать, что эти животные вовсе не работали. На свой лад они трудились немало. Пискун не уставал говорить, как бесконечно много всегда было на Ферме работы по руководству и организации. Большая часть этой работы была совершенно недоступна пониманию других животных. Для примера Пискун рассказывал о колоссальном труде свиней над таинственными штуками с названиями вроде «учетные формы», «отчеты», «номенклатура», «доклады». Это были большие листы бумаги, которые было необходимо густо-густо исписать, а затем сжечь исписанные листы в печах. «Для благосостояния Фермы это имеет колоссальное значение» — говорил Пискун. И всё же никакой пищи ни свиньи, ни собаки своим трудом не производили; и было их много, и аппетит у них был всегда хороший.

Что касается остальных животных, то насколько им было известно, они жили, как было исстари; почти всегда испытывали голод, спали на соломе, пили из пруда, работали в поле; зимой страдали от холода, летом — от мух. Иногда старейшие из животных, роясь в смутных воспоминаниях, пытались решить — было ли сразу после изгнания Джонса, лучше чем теперь, или даже хуже. Вспомнить они не могли. Им не с чем было сопоставить свой нынешний образ жизни, не на чем было основываться, кроме бесконечных пискуновых цифр, неизменно показывавших неуклонный рост всеобщего благосостояния. Животные находили проблему неразрешимой; впрочем, на решение подобных проблем времени не было. Лишь старый Бенджамин настаивал, что помнит всю свою длинную жизнь во всех подробностях и потому имеет основания утверждать, что жизнь не могла быть ни на много лучше, ни на много хуже, чем теперь, — голод, трудности, разочарования — её неизменные спутники.

И все-таки животные никогда не переставали надеяться. Более того, ни на одно мгновение их не покидало чувство гордости; они гордились тем, что являются гражданами Фермы Животных. Они испытывали благодарность судьбе за то, что они — и только они в целом мире! — жили на Ферме, управлявшейся самими животными. Все, даже самые молодые, даже новички, привезенные из других далеких ферм, восхищались этим. Слыша гром ружья, видя развевающийся зеленый флаг, они ощущали непобедимую гордость, и сами заговаривали о давних героических днях, об изгнании Джонса, начертании Семи Заповедей, о Великих Битвах, закончившихся разгромом интервентов-людей. И мечтать они продолжали всё о том же; верили, что день придёт — и предсказанная Майором Республика Животных раскинется на полях всей страны, избавленной от присутствия человеческих существ. Быть может, день этот наступит скоро, а может быть, они все умрут, прежде чем он придёт, — но он придёт. И даже мотив «Звери Англии» потихоньку мычали то тут, то там; все животные знали песню, хотя и не отваживались петь её вслух. Пусть жизнь у них тяжёлая, пусть не все надежды осуществляются, но все же они — не такие, как другие животные. Они голодали — но не потому, что приходилось кормить тиранов-людей; они тяжко трудились, но трудились на себя. Ни одно существо среди них не ходило на двух ногах. Ни одно существо не обращалось к другому со словом «Хозяин». Все животные равны.

Как-то в начале лета Пискун приказал овцам следовать за собой и увел их к дальней окраине Фермы на пустырь, поросший молодыми ивами. Овцы провели там целый день, пощипывая листья под присмотром Пискуна. Вечером он вернулся в жилой дом один, а овцам велел остаться на пустыре, где, по его словам, спать в теплую погоду полезнее, чем в стойле. Это продолжалось изо дня в день целую неделю, причем ни одно животное, кроме Пискуна, всё это время с овцами не общалось. А Пискун был с ними с утра до вечера. На Ферме он говорил, что обучает овец новой песне, а для этого, мол, нужна полная сосредоточенность.