Ферма животных

Сгрудившись вокруг Кловер, животные тесно жались друг к другу. С холма, на котором они лежали, открывался широкий вид на окрестности. Большая часть фермы лежала перед их взорами: большой выгон, тянувшийся до главной дороги, поле, засеянное кормовыми травами, рощица, пруд с питьевой водой, пахотные земли, где густо зеленела молодая пшеница, красные крыши хозяйственных строений, из труб которых вился дымок.

Был ясный весенний вечер. Трава и распускавшийся кустарник живой изгороди отливали золотом под косыми лучами солнца. Никогда еще ферма не казалась им столь желанным местом — и с каким-то даже удивлением они вспомнили, что это их собственная ферма, где каждый клочок земли принадлежит им.

Кловер смотрела с холма, и ее глаза наполнялись слезами. Если бы она смогла выразить свои мысли, то сказала бы, что совсем не для этого они затеяли несколько лет тому назад борьбу против тирании человеческой расы. Эти сцены страха и резни — нет, не этого они ждали в ту ночь, когда старый Майор призвал их к Восстанию. Сама она представляла себе будущее, если вообще как-то представляла, как сообщество животных, свободных от голода и бичей, где все равны, каждый трудится по способностям и сильный оберегает слабого, как сама она оберегала в ту ночь потерявшихся утят, загородив их своими ногами. Она не знала почему, но вместо этого они дожили до того, что никто уже не осмеливается высказать вслух того, что думает; повсюду рыщут жестокие и злобные псы, и на твоих глазах твои собственные товарищи признаются в кошмарных преступлениях и гибнут, разодранные в клочья. У нее не было и мысли о мятеже или неповиновении. Она знала, что даже теперь все-таки лучше, чем при Джонсе, что самое главное — это предотвратить возвращение двуногих. Что бы ни случилось, она останется верна идеям Энимализма, будет усердно работать, честно исполнять возложенные на нее обязанности и признавать руководящую роль Наполеона. Однако не за это они боролись, не на это уповали, не ради этого трудились. Не ради того они строили мельницу и шли под пули Джонса. Таковы были ее мысли, хотя слов, чтобы их выразить, ей не хватало.

Наконец, чувствуя, что песня может в какой-то мере заменить недостающие слова, она затянула «Всех животных Британии». Животные, сидевшие вокруг, подхватили песню. Они спели ее три раза подряд, очень мелодично, но тихо и печально, как никогда не пели раньше.

Едва они допели ее по третьему разу, как появился Визгун, и, судя по его виду, новости у него были важнейшие. Визгуна сопровождали два пса. «Особым постановлением Товарища Наполеона, — объявил Визгун, — песня „Все животные Британии“ отменяется. Петь ее отныне запрещено».

Животные были ошарашены.

— Но почему? — спросила Мюриель.

— Нужды в ней больше нет, товарищи, — сказал Визгун непререкаемым тоном. — «Все животные Британии» — это гимн Восстания. Но Восстание завершено… Сегодняшняя казнь предателей была заключительным актом Восстания. Наши внешние и внутренние враги разгромлены. В «Животных Британии» мы выражали свои чаяния на более справедливый общественный строй. Но такой строй теперь создан. Очевидно, что петь старый гимн уже нецелесообразно.

И хотя все были напуганы, кое-кто, может быть, и решился бы запротестовать, но тут овцы дружно понесли своё излюбленное «Четыре — хорошо, две — плохо». Блеянье овец длилось несколько минут и сделало продолжение дискуссии невозможным.

Устаревший гимн больше никогда не пели. Поэт Минимус сложил новую песню, которая начиналась словами: «О, Ферма! Ферма! Никогда не причиню тебе вреда!» И каждое воскресное утро эту песню пели теперь после торжественного подъема флага. Но ни слова, ни мелодия ее, по всеобщему мнению, не шли ни в какое сравнение со «Всеми животными Британии».

Глава восьмая

Через несколько дней, когда страх, вызванный казнями, поутих, кое-кто из животных припомнил или подумал, что припомнил, будто Шестая Заповедь гласит: «Ни одно животное да не убьет другое животное». Многим стало казаться, что имевшая место расправа противоречит закону, хотя в присутствии свиней или псов об этом никто говорить не решался. Кловер попросила Бенджамина прочесть ей Шестую Заповедь, а когда Бенджамин, как обычно, ответил, что он предпочитает не впутываться в такие дела, она обратилось к Мюриель. Мюриель прочла Заповедь вслух. Текст ее гласил: «Ни одно животное да не убьет другое животное без причины». Как-то так получилось, что эти последние два слова ни у кого не удержались в памяти. Зато теперь всё встало на свои места. Гнусное предательство тех, кто вступил в преступный сговор со Снежком, было причиной их казни.