И всё же они невольно стали относиться с некоторым уважением к умению животных управлять своими делами. Во всяком случае, они признали новое название фермы и перестали поддерживать Джонса, который оставил надежду на возвращение, покинул Виллингдон и поселился в другом конце страны. Между Фермой Животных и внешним миром не было никаких других контактов, кроме тех, которые осуществлялись через Вимпера, но, по слухам, Наполеон, как будто, всё время собирался заключить какое-то торговое соглашение: либо с мистером Пилькингтоном из Фоксвуда, либо с мистером Фредериком из Пинчфильда. И что любопытно, никогда с обоими одновременно.
Примерно в это же время свиньи вдруг перебрались в жилой дом. Животным снова показалось, что они помнят какую-то давнюю резолюцию против этого, но Визгун опять сумел переубедить их. «Совершенно необходимо, — сказал он, — чтобы свиньи — разум и совесть Фермы, имели спокойное место для работы. И достоинству Вождя (а в последнее время Визгун называл Наполеона только так) более подобает жить в доме, чем в свинарнике».
Кое-кто был все-таки обеспокоен, когда пронесся слух, что свиньи не только готовят себе пищу на кухне и превратили гостиную в комнату отдыха, но и спят на кроватях. Боксер, как обычно, сказал, что «Наполеон всегда прав», но Кловер, которой казалось, будто она помнит четкое и ясное законоположение против кроватей, отправилась на гумно и попыталась выяснить, что же там написано в Семи Заповедях о кроватях. Убедившись, что она ничего не может понять и разобрать, кроме отдельных букв, Кловер позвала Мюриель.
— Мюриель, — попросила она, — прочти мне Четвертую Заповедь. Не запрещает ли она спать в кровати?
Хотя и не без труда, Мюриель прочитала Заповедь вслух:
— Там сказано: «ЖИВОТНОЕ ДА НЕ СПИТ В КРОВАТИ на простыне», — произнесла она наконец.
Странно, но Кловер не помнила, чтобы в Четвертой заповеди что-нибудь говорилось о простынях. Но раз так было написано на стене, то сомневаться не приходилось. Случайно проходивший мимо Визгун, сопровождаемый двумя или тремя псами, тут же всё надлежащим образом разъяснил.
— Вы, товарищи, уже слышали, что мы спим в кроватях? — спросил он. — А почему бы и нет? Ведь вы же не думаете, что это запрещено? Слово «кровать» означает, собственно, «место, где спят». Строго говоря, груда соломы — это тоже кровать. Закон запрещает спать на простыне, которая действительно является людской выдумкой. Мы убрали все простыни с кроватей и спим на одеялах. Да, это удобно. Но могу вам сказать, товарищи, не удобнее, чем мы того заслуживаем! Ибо сколько трудов и забот ложится на наши плечи! А ведь и нам надо иногда отдохнуть! Ведь вы же не хотите, чтобы мы надорвались на работе и перестали справляться со своими обязанностями? Ведь вы же не хотите, чтобы Джонс вернулся?
Животные тут же заверили его в этом, и толки о том, где спят свиньи, с этого дня прекратились. А когда через несколько дней Визгун объявил, что свиньи отныне будут вставать по утрам на час позднее других, то жалоб и недовольства по этому поводу не возникло.
К осени животные буквально падали от усталости, но были довольны собой. Год выдался тяжелый, и запасы пищи на зиму после продажи части урожая зерна и сена не были слишком обильны, но мельница вознаграждала за всё. Она была возведена уже наполовину. После жатвы случилось несколько сухих и ясных деньков, и животные налегли в эти дни на работу еще усерднее, чем раньше. Они полагали, что есть смысл потратить больше сил на добычу камня, лишь бы поднять стены мельницы еще на один фут. Боксер даже вставал по ночам, чтобы часок-другой в одиночестве поработать при свете полной осенней луны. В свободные минуты животные прохаживались вокруг наполовину отстроенной мельницы, восхищаясь прямизной и крепостью стен и поражаясь, как это им всё удалось. Только старый Бенджамин не выражал никакого энтузиазма насчет мельницы, хотя, по обыкновению, помалкивал. Он только говорил, что «ослы живут долго», и большего от него было невозможно добиться.
Наступил ноябрь. Задули яростные юго-западные ветры. Строительство пришлось приостановить, потому что дожди не давали замешивать цемент. Однажды ночью была особенно страшная буря, такая, что строения фермы зашатались, потрясённые до основания, а с крыши амбара сорвало несколько черепиц. Тревожно кудахтая, в страхе проснулись куры, потому что всем им одновременно приснился отдаленный ружейный выстрел. Утром животные вышли из стойл и сараев и увидели, что флагшток сломан, а в нижнем конце сада валяется вяз, вырванный, как редиска, с корнем. Но то, что они увидели чуть позже, вызвало общий вопль отчаяния. Ужасное зрелище предстало перед их глазами: мельница лежала в развалинах!