Феодал

Густо покраснев, ученик пробормотал что-то невнятное. Он даже постарался отвести взгляд — без особого успеха делал вид, будто его чрезвычайно интересует кровля хижины. Казалось, глаза его приобрели способность наводиться на цель независимо друг от друга. Как у хамелеона.

— Косоглазие заработаешь, — сказал Фома. — Шел бы ты в дом.

Борька подчинился.

— Оу, мальчик! — вслед ему зазвучал голос Бриджит. — Как есть жьизнь? О-ля-ля?

Борька хлопнул дверью. Фома был уверен: наверняка подглядывает в щель.

— Цигель-цигель ай-лю-лю, — пробормотал Фома. — Ты бы хоть прикрылась. Испортишь феодала.

— Тебя? — проворковала Бриджит. — Почьему нет?

— Не меня — Борьку. Я ухожу насовсем. Феодал теперь он, понятно?

— Нет. Зачем ты есть уходить?

— Потому что так мне захотелось, — сказал Фома. — Значит, уйду. Авек плезир. Тебя с собой не возьму.

— Дьерьмо. Зачем ты есть уходить?

Фома не мог ей объяснить так, как Борьке. Она бы не поняла.

Зато она, кажется, начала понимать другое: один мужчина ее бросает, но, кажется, готов предоставить замену. Стало быть, ничего не потеряно.

Наверняка она предпочла бы обоих сразу. У Бриджит была простая и понятная душа. Но нет, так нет. Жизнь — искусство возможного. Хватай, что плывет в руки. Зачем устраивать истерики?

— Я был влюблен в тебя первое время, — признался Фома. — Может, неделю, может, дней десять. Этого мало, но и за это спасибо. Кое-что я тебе все-таки должен.

— Кое-что?

— Не так уж и много. Все-таки ты жила все это время гораздо лучше, чем обычно живут на Плоскости. Но мужика — должен. Не нравится Борька — могу отвести тебя к Магнуссону. У него нет подруги, он тебе обрадуется…

Бриджит капризно поморщилась. Нет, ее вовсе не привлекала перспектива тащиться куда-то по опасной пустыне. Кем еще окажется этот неведомый Магнуссон? Мальчик лучше. Молоденький, нетерпеливый. И не надо никуда ходить.

Старики тоже часто убеждены, что не надо никуда ходить.

К чему? Сиди, думай. Чистый разум способен на многое. По капле океанской воды он догадается о китах. По одной песчинке он постигнет минералогию с петрографией и, может быть, даже тектонику. По известным мотивам — раскроет преступление, как аббат Фариа.

Так им кажется. А если хочется размять ноги — уподобься перипатетикам и прогуливайся взад-вперед без отрыва от мыслительного процесса. В оазисе для этого предостаточно места. Оазис беден, зато уютен, а мир вокруг него безобразен и опасен. Нет нужды съесть все яйцо, чтобы убедиться в том, что оно тухлое. Нет, нет, никаких дальних пеших походов! Ни в коем случае! Информация и так понемногу доходит, и ее хватает, чтобы понять: в иных краях то же самое. С местными вариациями, конечно, как же без них, но в основе — то же.

Старики думают, что накопленный опыт и разум говорят им: сиди. А на самом деле им говорит это телесная немочь. Человек ведь известный обманщик и охотнее всего обманывает сам себя. Разум — лишь прислужник инстинктивных предпочтений. Сколько теорий выдумано, сколько философских систем построено ради элементарного самообмана!

Об этом думал Фома, сидя на теплом камне и слушая Георгия Сергеевича. Старый учитель был единственным, к кому стоило зайти попрощаться. И ради чего? Чтобы выслушивать уговоры остаться?

Все равно, конечно, зайти стоило.

За последние годы старик совсем исхудал и даже стал меньше ростом. Старость сушила его, заживо превращая в мумию. Сквозь редкие седые волосы на черепе просвечивала кожа. Глаза, прежде живые и внимательные, совсем выцвели. Но ум оставался ясным. Услыхав от феодала, что тот уходит, Георгий Сергеевич потребовал фактов и только фактов. Он не желал просто уговаривать. Он намеревался доказать Фоме нелепость его решения чисто логическим путем. Пришлось рассказать все: и про экспедицию на запад, и про королевство, и про нежданное спасение. Последнее заинтересовало старика сильнее всего.

А когда Фома кончил рассказ, немедленно последовала контратака. В очередной раз Фома узнал, что нельзя быть таким слепым. Ведь местный бог (или представитель неизмеримо более высокоразвитой цивилизации — называйте как хотите) четко дал ему понять собственную ценность для него, бога. Вполне вероятно, что эта ценность проистекает из факта наличия в сравнительной близости короля-двойника. Это же очень интересно для Экспериментатора! Черт знает сколько времени он занимается тем, что забрасывает копии людей в нечеловеческий мир и смотрит, как они обустроятся. Какую форму общественных отношений придумают? Они придумали феодализм. Расчудесно! Тогда он берет и изменяет один-единственный параметр окружающей среды. Глядь — возникло королевство. Со временем он изменит еще что-нибудь и посмотрит, что получится. Пока же — вот две копии одного и того же человека, рядом и в конфликте! Крайне интересно! Потому, надо полагать, Экспериментатор и вмешался в эксперимент, что счел его неоконченным. Пользуйтесь этим, садовая вы голова!..

— Я не хочу этим пользоваться, — угрюмо сказал Фома. — Георгий Сергеевич! Неужели вы не понимаете, насколько это унизительно?

Георгий Сергеевич всплеснул руками: