— Ну, во-первых, вы на Землю вообще не попадете. В лучшем случае вы останетесь в живых, чего я вам горячо желаю, но Земли вам не видать. Не для того нас сюда поместили, чтобы мы сбегали. Но хорошо!.. Допустим, вы каким-то немыслимым чудом добились своего. Можем же мы предположить невероятное. Скажите, вы будете счастливы?
— Еще бы!
— Ошибаетесь. Вы двойник, не забывайте. Ваше место занято. У вас нет документов. Нет профессии. Вероятно, нет и дома. Вы лишний. Вам придется многое начинать с начала… Нет уж, сделайте одолжение, не перебивайте меня! Я верю, что вы с этим справитесь. Во всяком случае, это задача неизмеримо более легкая, чем найти Экспериментатора… Игорь, друг мой, подумайте вот о чем: на что вы потратите свою дальнейшую жизнь? На гонку по кругу. На поиск способов сытнее есть и мягче спать… разумеется, я выражаюсь фигурально. А разве здесь вы не заняты тем же самым? Разве здесь вы не достигли завидного социального статуса? Разве ваша жизнь лишена смысла? Там у вас не будет ни смысла, ни статуса, поймите вы это! Будет комфорт, будет вкусная еда, зрелища — но и только. Вот на какое завтра вы хотите променять свое сегодня! Простите, Игорь, я лучше думал о вас! Вы меня разочаровываете.
— Жаль. — Фома пожал плечами. — Не хотел, честное слово. Но раз разочаровываю, что теперь поделаешь. Разочаровывайтесь. Я сам себе противен. Когда я вижу в воде свое отражение, мне хочется наплевать в эту воду. Бывает, и плюю… А только не хочу я бегать по лабиринту. И вить в нем гнездо не хочу. Я не крыса.
— Ну, это, знаете ли, вопрос терминологии. — Теперь пожал плечами Георгий Сергеевич. — Тут все дело в точке зрения… Одним словом, вам хочется свободы?
— Да!
— Вы ее не получите и там, не надейтесь. Подумайте как следует и поймите это. Что такое свобода? Это либо всемогущество, либо самоограничение. Всемогущество невозможно, вспомните хотя бы софизм о боге и камне. Ограничивать свои потребности вы, кажется, тоже не особенно склонны?
— Вот именно.
— Тогда не видать вам свободы. Игорь, друг мой, ну можно ли быть таким наивным?
— Пусть я наивен, — сказал Фома, — но я уйду. Мне не нужно той свободы, о которой вы говорите. Я просто хочу выбраться на воздух. Здесь душно. Если я останусь еще на полгода — мне каюк. Помру или сойду с ума. Знаете, вот сейчас я шел к вам, и мне казалось, что ловушки меня ждут. Не кого-нибудь, не вообще человека, а именно меня. Я к черному провалу нарочно подошел и почувствовал, как он меня затягивает. Хорошо, вовремя одумался, а мог бы и шагнуть. Ничего был бы смысл жизни? — Он засмеялся сквозь зубы. — Я уж не говорю о социальном статусе…
Если бы Георгий Сергеевич, противореча самому себе, начал вдруг доказывать, что смысл жизни и социальный статус вполне совместимы с черными провалами, Фома нисколько не удивился бы. Старику очень не хотелось терять феодала, друга и слушателя. Он мог бы попросить: «Игорь, друг мой, дождитесь моей смерти, а потом уже идите куда хотите», и Фома не знал бы, как поступить. Нет, наверное, все-таки ушел бы, твердо зная, что Борька заменит. Но ушел бы с тяжестью на душе.
— Чаю хотите? — спросил Георгий Сергеевич, помолчав и повздыхав.
— Нет. То есть хочу, но не буду. Нет времени.
— Так сильно торопитесь?
Фома кивнул.
— Мы больше не увидимся?
— Не знаю. Вряд ли.
— Тогда идите, — неожиданно спокойным голосом проговорил Георгий Сергеевич. — Мне жаль… но, наверное, вы правы. Если бы я только мог пойти с вами… Игорь, друг мой! Пообещайте мне одну вещь, хорошо?
— Какую? — спросил Фома.
— Когда вы поймете, что ушли напрасно, — возвращайтесь. Плюньте на гордость. Мне будет больно думать, что вы погибли. Я знаю, вы слишком упрямы, чтобы остановиться, но я прошу. Подумайте об этом, когда встретите то, что вам не преодолеть. Подумайте об этом, когда нигде не найдете того, что вы ищете. Тогда возвращайтесь.
— К существованию подопытной крысы?
— К жизни. Пусть ублюдочной, пусть унизительной, но жизни. Жизнь лучше смерти уже тем, что можно попытаться изменить ее к лучшему. Возвращайтесь. Со временем вы сможете повторить попытку.
Большая зеленая туча медленно наползала с юга. Наткнувшись близ оазиса на невидимую преграду — взбурлила и потянулась к западу. На северо-востоке гуляли песчаные смерчики — обыкновенные, вертикальные. Далеко на севере угадывалась завеса. Плоскость жила своей жизнью.
— Простите меня, Георгий Сергеевич, — сказал Фома, вставая с нагретого камня, — но я не вернусь. Не хочу вам врать. А кроме того, я убежден, что второй попытки у меня не будет. Будет только одна. Или — или.
— Тогда обещайте мне хотя бы подумать о моих словах!..
— Не сомневайтесь.
Опасная туча ползла совсем близко, и в другое время Фома повременил бы с уходом. Но что толку говорить о другом времени? Время всегда одно — настоящее. О нем не говорят, в нем живут.
Уходя, он ни разу не оглянулся. Кончено. Этап пройден. А боль — боль тоже пройдет…
Наверное.
А если и нет, это уже ничего не меняло. Ведь нельзя же, разбежавшись, остановиться перед самым прыжком!
Глава 2