Из этого путаного, а местами просто непонятного повествования можно только понять, что доведенный до обморочного состояния постоянным «укрощением плоти» монах, как и всякий бы на его месте, впал в полубредовое состояние. Вполне естественно, что под воздействием непрестанных молитв в воспаленном мозге Авеля возник хоровод галлюцинаций, в результате которых он вдруг вообразил себя «божественным прорицателем». Тут надо заметить, что ничего необычного в таком поведении не было, поскольку пророчествовали все «пустынники» в подобных обстоятельствах.
Как совершенно справедливо замечает Ю. В. Росциус, носители пророческого дара были до Авеля, были и после него, существуют и поныне. И обстоятельства рождения или выявления этой способности в известных от древности до наших дней описаниях весьма сходны. Каждый из нас, достаточно уверовав в идею прорицания, легко может довести себя (хотя автор категорически не советует этого делать!) до обморочного экстаза и прорицать не хуже того же самого древнего полулегендарного мудреца Эпименида, заблудившегося в критской пещере и на грани голодной смерти обретшего «дар прорицания». Подобные истории во множестве можно встретить в мифах Древней Греции, где говорится о фиванском прорицателе Тиресии, увидавшем обнаженную купающуюся Афину, за это ослепленном оскорбленной богиней и одновременно получившем дар прорицания.
Несомненно, что в зависимости от психического статуса человека тяжелое психиатрическое расстройство, приводящее к мнимому прорицанию, имеет самую разную персонификацию. Так у монаха Авеля «пророческий дар» принял форму шепчущих голосов. Вполне возможно, что психическое расстройство будущего монаха началось еще с перенесенного им в Херсоне тяжелого заболевания (скорее всего, холеры). Именно это заставило Авеля бежать от монастырской братии в скит и уже там обрести прекрасно известные каждому психиатру голоса, с тех пор ставшие постоянными спутниками монаха. Надо подчеркнуть, что вся эта история первоначально прекрасно укладывалась в церковные традиции, и М. И. Семевский приводит беседу епископа Костромского и Галицкого Павла с Авелем, в которой последний утверждает:
«Будучи в Валааме, пришел к заутрене в церковь, равно как бы Павел апостол, восхищен был на небе и там видел две книги, и что видел, то самое и писал…».
Впоследствии в марте 1796 года на допросе в Тайной экспедиции на вопрос о внутренних «гласах» Авель отвечал:
«Когда был я в пустыни Валаамской, во едино время было мне из воздуха глас, яко боговидцу Моисею пророку и якобы изречено тако: иди и скажи северной царице Екатерине Алексеевне, иди и рцы ей всю правду, еже аз тебе заповедаю… Сей глас слышан мне был в 1787 году в марте месяце, и при слышании сего весьма усомнился и поведал о том игумену монастыря и некоторым благоразумным братьям…».
Интересно, что в устах монаха история с голосами все время обрастала новыми подробностями и видениями: так, Авель утверждал, что во время своего обморочного состояния «был вознесен на небо», где лицезрел некие две книги, выдержки из которых и составили смысл его дальнейших прорицаний. Надо понимать, что здесь монах элементарно запутался, и начиная с марта 1787 года ему уже слышатся голоса, читающие нечто из тех самых книг. Позднее Авель уточнял, что один голос читает (уже вроде бы известные ему книги?), а второй повелевает, что ему делать…
Ю. В. Росциус подчеркивает, что в Житии сообщается, что в следующие девять лет Авель «обошел многия страны и гряды» с проповедью слова Божия. Придя на Волгу, он вселился в монастырь Николая Чудотворца, что в Костромской епархии. В то время настоятелем монастыря был Савва, а послушание Авелю в монастыре было «в церковь ходить и в трапезу, и в них петь и читать, а между тем писать и слагать и книги сочинять». И написал он в той обители «книгу мудрую и премудрую», в ней же написано о царской фамилии. В то время на Руси правила Екатерина Вторая, а упомянутая в Житии книга была первой из написанных Авелем «зело престрашных», по оценке современников, пророческих книг. Так, в названной книге говорилось, в каком году, в каком месяце, в какой день и час… и какой смертью умрет царица!
Вполне естественно, что сам факт прорицания смерти императрицы был бы однозначно воспринят как тяжелейшие государственное преступление, поэтому широкая пропаганда своих «пророческих» писаний Авелем также являлась поступком душевно больного человека, плохо осознававшего логику своих деяний. Между тем отец-настоятель обители тут же трезво оценил, куда его могут привести откровения Авеля, и «сотвориша совет» братии, тут же отправил отца Авеля вместе с его книгой «от греха подальше» – в духовную консисторию.
Юрий Владимирович так продолжает свое повествование: