Фельдмаршал Румянцев

Петр Александрович, только что благодушно настроенный при воспоминании о домашних делах, неожиданно нахмурился при воспоминании о Екатерине Михайловне… Вот ведь ничего другого не могла придумать, как посылать письма через Дмитрия Васильевича Волкова, тайного секретаря Петра III, самого доверенного и влиятельного его человека. Конечно, он теперь либо сослан, либо убит, вот и задержались письма жены. Может, и передала-то эти письма Волкову тогда, когда все там в Петербурге закрутилось… А может, передала письма через Прасковью Александровну? На нее вообще нельзя положиться: либо забудет, либо передаст не тому, кому следовало бы. Пашеньке, конечно, сплошные недосуги, то с одним закрутит, то с другим. Бедный граф Брюс, несчастный муж ее, как он все терпит? А ведь Прасковьюшка, кажется, подружка новой императрицы?

Тяжко на душе у графа Румянцева. Не привык к безделью. Готов был растерзать себя тревожными сомнениями. Что делать? Как быть? Ведь растут три сына, их не бросишь и не побежишь за первой встречной, которые тут наведывались к нему. И возвращаться нельзя, и покидать родную страну обидно. И сколько можно бездельничать в Гданьске!..

Румянцев вспомнил последние свои распоряжения в Кольберге, когда он еще командовал корпусом. Незадолго до дворцового переворота, составляя по распоряжению императора Петра III реляцию о производстве офицеров на свободные вакансии, Румянцев каждого офицера и сержанта осмотрел, назначая на ту или иную вакансию не только по старшинству, но и по достоинству. Некоторых, не способных к продолжению службы, отправил в Военную коллегию, пусть там разбираются, что делать с таковыми. А самого старшего и самого достойного – подполковника Александра Суворова – рекомендовал к повышению в полковники на состоящую в кавалерийских полках вакансию… Получилось ли производство по его рекомендациям? Или новые правители не вняли ему?

Нет, не поедет в Москву, повременит покуда, тут так хорошо, никаких забот, тревожило лишь безденежье, так можно и в долг пожить…

Во многих московских домах уже давно отпраздновали возвращение с войны служивых. Увечные и здоровые, с орденами и медалями и без оных, все были радостно встречены, слезами женскими омыты, девичьими улыбками озарены. Лишь в барском подворье Румянцевых по-прежнему было скучно и тоскливо. Бывало, конечно, и здесь веселье, когда маленькие барчуки вываливались с няньками из дома и бегали по двору, укрывались в чудесном саду, прячась от надоедливых нянек. Девятилетний Николай и восьмилетний Сергей, забыв строгие наставления матери, весело играли в войну; старший – Михайл – считал для себя зазорным играть с «малышами», больше крутился около лошадей.

Екатерина Михайловна все еще надеялась, что Петр Александрович скоро вернется к ней и снова они заживут одной семьей, как в первые годы после женитьбы. Но надежды с каждым месяцем убывали, редкой весточке от мужа радовалась, как ребенок новой игрушке, но сколько могло так продолжаться… Большое хозяйство требовало много внимания, и днем она была в постоянных хлопотах. Но вот наступал вечер, дети отходили ко сну, большой дом замирал, и она оставалась наедине со своими мыслями. Все одна и одна… Конечно, к ней приезжал брат, князь Андрей Голицын, рассказывал о своих неудачах, о том, что полк его направляют в корпус Румянцева, и она надеялась, что муж не оставит его своей помощью. Через Ивана Петровича Салтыкова, сына знаменитого фельдмаршала, передала тулуп и звезды, но от мужа опять не было никаких вестей. Получил ли он то, что она ему посылала, или нет? Так жить больше невозможно. В постоянном напряжении, страхе, сомнениях: приедет или не приедет домой?

Наконец пришло письмо, в котором граф Румянцев сообщил ей, что, получив отставку, собирается ехать на воды. После этого письма многое открылось графине. Бывая при дворе, разговаривая с друзьями, графиня Румянцева узнала, что он обижен за отставку и в знак протеста не хочет приезжать в Россию. Но ей-то говорили и о другом: Петр Александрович завел себе любовницу, бражничает и больше ни о чем не думает.