Фельдмаршал Борис Шереметев

— Ах, граф! — поморщился Реншильд. — Я человек военный и, может быть, более вас понимаю весь ужас случившегося. Но давайте подождем до утра, что скажет король.

Утром королю доложили, что русские начали переправу через Ворсклу на правый берег. Все понимали, что это значило — близилось генеральное сражение.

— Может, следует атаковать переправу, — полувопросительно сказал Реншильд.

— Нет, нет, — решительно отвечал король. — Нам надо кончать с Полтавой. Немедленно. Перед битвой мы должны, в конце концов, опереться на крепость. Иначе она будет нам как нож у спины.

И вновь начались изнурительные штурмы Полтавы, в мортирах жегся последний порох, по три полка одновременно шли в атаку, закладывались мины под стену, хотя ни одной из них не суждено было взорваться.

Два дня кряду — 21 и 22 июня — шли кровопролитные бои у стен крепости. Гарнизон нес потери. За ружья взялись женщины. Чтобы как-то поддержать дух осажденных, Петр 26 июня прислал в ядре последнее письмо:

«Ныне вам повелеваем, чтобы вы еще держались до половины июля и далее, понеже мы лучшую надежду имеем отселя, с помощью Божиею, имеем вас выручить, о чем паки подтверждаем: держитесь как возможно».

Келин прочел людям письмо царя с крыльца Спасского собора, опустив лишь сроки. Он как военный человек понимал, что царь их умышленно удлинил (письмо могло попасть и в руки неприятеля), но даже он не подозревал, как близко освобождение. До него оставались всего сутки.

Как только началась переправа войск через Ворсклу, царь совсем забыл об отдыхе. В темно-зеленом мундире полковника Преображенского полка он носился на коне из конца в конец русского лагеря, отдавая распоряжения, вникая во все вопросы подготовки к сражению.

Первым делом он определил место будущей битвы: она должна была произойти на поле, ограниченном с двух сторон лесом. Царь приказал поперек поля, от леса до леса, срочно копать и обустраивать шесть редутов ^{232}, отстоявших друг от друга на расстоянии ружейного выстрела. Кроме этого, четыре редута было намечено расположить перпендикулярно к этим шести, то есть вдоль поля. В каждом редуте, как в маленькой крепости, предполагалось расположить до тысячи солдат с ружьями и пушками.

Огонь редутов должен был рассечь на части боевые порядки неприятеля.

Петр торопил, подгонял всех, работа в редутах шла беспрерывно днем и ночью. Поскольку обе стороны понимали неизбежность столкновения, царь предложил Шереметеву по-рыцарски договориться с Реншильдом о дне генеральной баталии.

Шведы были готовы начать ее хоть завтра, но костью в горле была им Полтава. Ее надо было взять до баталии, взять во что бы то ни стало. В стороне крепости слышалась беспрерывная пальба, оттуда поднимался к небу пороховой дым.

Петр I, собрав в Семенове военный совет, попросил генералов прислушаться к шуму отдаленного сражения.

— Вы слышите, господа генералы, какой великий подвиг во славу России свершает Полтава. Три месяца гордый Карлус ломает об нее зубы. Три месяца простой народ вкупе с солдатами стоят неодолимой стеной пред шведом. Полтава истекает кровью и надеется только на нас, но и нам дает она драгоценное время для подготовки к генеральной баталии. А посему слушать прошу диспозицию к бою. Первыми примут удар редуты, посему, генерал Брюс, прошу вас, как командующего артиллерией, озаботиться установкой легких пушек в редутах, имея при них добрый запас пороха и картечи. Тебе, Борис Петрович, надлежит оставить в редутах пехоту с добрыми командирами. Сразу за редутами встаешь ты, светлейший, с кавалерией, ты и станешь по мере надобности атаковать неприятеля. Но старайся далеко не отрываться, дабы не быть окружену. Не забывай, что слева пред тобой лес, и старайся отжимать шведов туда. В лесу наши дерутся зело успешно, понеже ^{233} деревья помогают. Далее за редутами будут развернуты основные силы, Борис Петрович, под твоим командованием — пехотные полки под прикрытием кавалерии и артиллерии. Неприятель, прошедший редуты, должен встретить вначале хороший артиллерийский огонь, а потом уже пехотную атаку. Сам я встану во главе первой дивизии и прошу всех, господа генералы, эстафеты свои слать туда.

— Позвольте, ваше величество, — заворочался Шереметев, — попросить вас от своего имени и всего генералитета, чтоб вы к баталии не приобщались, понеже сие не царское дело.

— Это верно, — сказал Брюс. — Вы, государь, есть голова всего государства, а голову всегда беречь надлежит.

— Пустое, господа генералы, — нахмурился Петр. — Я полковник Преображенского полка и в силу звания своего беру себе первую дивизию. А приобщаться мне или не приобщаться — впредь разговора не заводить. Все.

Петр несильно хлопнул ладонью по столу, как бы ставя точку на обсуждении этого вопроса.

— Борис Петрович, ты вел переговоры с Реншильдом о дне баталии?

— Да, государь. Мы договорились начать оную утром 29 июня, как токмо взойдет солнце.

— Ну что ж, три дня нам достанет закончить все редуты. Одно худо: удержится ли до сего дня Полтава.

— Даст Бог, выстоят, Петр Алексеевич. Без малого три месяца держались, а уж три дня как-нибудь сдюжат.