Фельдмаршал

– Если он расправился с домом Стуре, то что ты-то для него? – стал он объяснять ему нелюбовь короля к дому Стуре, глядя на него добрыми глазами пожилого человека, уже достаточно пожившего и узнавшего оборотную, тёмную, сторону жизни.

И в его глазах, печальных, Понтус прочитал искреннее сочувствие себе в этом деле.

Ему, маршалу, самому грозила такая же опасность, как и Нильсу Стуре. Никто из знатных людей в Швеции не был застрахован от такой же судьбы: быть обвиненным в измене королю и брошенным в застенок, в руки палачу…

От маршала Понтус пошёл сразу в кабак. Тянуло напиться. По старой привычке, когда его что-то выбивало из равновесия. Так было и сейчас. Правда, рядом уже не было Антуана.

Глава 20. Нильс Стуре

В то время, когда Понтус был во Франции, произошло ещё одно событие, потрясшее весь Стокгольм.

Король Эрих так и не забыл поражение своей армии близ Акстерны. А тут ещё и позорно провалилась осада крепости Бохуса, отступление от неё армии Нильса Стуре.

И когда Нильс Стуре явился к нему в Свартзиэ, Эрих принял его холодно.

За обеденным столом присутствовали придворные, государственные чины, советники. В начале обеда Эрих шутил, был со всеми обходителен, любезен. В том числе и с ним, Нильсом Стуре, хотя считал его виновником бегства немецких рейтар, а потом ещё отказом выполнить его распоряжение, когда он велел ему наказать их.

Но по мере того как он напивался, его сдержанность исчезала. Он уже не владел собой:

– Господин Нильс, я очень недоволен вами! За ваше слюнтяйство, чёртову гуманность! Это обошлось мне в две тысячи солдат! Почему не наказаны рейтары?! Почему не понесли заслуженную кару те, кто трусливо бежал с поля боя?.. Я же приказал изрубить их! – выпалил он, пристально глядя на графа.

Нильс Стуре опустил глаза, побледнел…

Эрих был вне себя. За столом все притихли. В палате стало душно от гнева короля. Такие приступы гнева у него обычно заканчивались горячкой. Накричавшись, он приказывал сделать что-нибудь шокирующее его придворных и советников.

– Ваше величество, это оттолкнёт других, желающих служить вам… – залепетал граф. – Не послужит добром для остальных солдат…

– К чёрту ваше добро! – зарычал Эрих. – Этим добром я унаваживаю поля! Наслушались проповедей какого-то… монаха!..

Грязно прошёлся он насчёт Лютера.

На лице у Юргена Перссона, сидевшего далеко в стороне от короля и от сенаторов, мелькнула едва заметная ухмылка. Он понял короля, как понимал всегда слова его, своего кумира и владыки, что тот собирается наказать графа так, чтобы стало уроком для других.

Удивительно, но Эрих вдруг сменил гнев на милость, улыбнулся чему-то загадочно, словно что-то задумал.

– Господин граф, вы, полагаю, устали в походе. Поэтому я разрешаю вам отдохнуть дома. Можете ехать в Стокгольм!

Он поднял бокал вина:

– За ваше здоровье, граф!

Нильс Стуре вернулся домой: усталый, вымотанный, нервно дрожа. Ему, генералу, потерпевшему поражение от противника вдвое слабее его, было стыдно. Несколько дней он, подавленный, никуда не выходил со своего двора. Его домашние переживали за него, видя, как он мучается.

Их, семейство Стуре, последнее время преследовал какой-то злой рок. Не прошло ещё и года, как погиб его младший брат Стен, служивший на корабле «Лебедь», погиб в стычке с фрегатом датчан в Балтийском море, близ острова Готланд. И вот теперь новое несчастье разразилось над ним, старшим из сыновей графа Сванте Стуре и Мереты Лейонгуфвуд, сестры покойной королевы Маргариты.

Его терзала мысль, что там, за столом у короля в Свартзиэ, всё разрешилось странно быстро для него. Такого от короля Эриха никто не ожидал. И он опасался, что здесь, в Стокгольме, его ждут неприятности, если не хуже, застенки Пыточного. Как это уже не раз бывало, на кого падал гнев короля.

Вскоре в Стокгольме появился Юрген Перссон. Когда Нильс Стуре узнал об этом, ему стало тоскливо. На следующий день он получил от Юргена сообщение, что тот намерен посетить его.

Граф вздохнул свободнее, велел приготовить самое лучшее вино, чтобы гость остался доволен приёмом.

Прошло два дня, затем ещё два. Но никто не появлялся от Перссонов, не было сообщений с их двора о том, что прокуратор собирается в гости к графу.

И граф заволновался. Он понял, что это уловки хитрого и коварного любимца короля. Его штучки: сначала войти с лаской, затем ударить беспощадно… Старая вражда между семействами Стуре и Перссонов не прекращалась. Разрастаясь, она находила пищу всё в новых и новых стычках зависти и лжи, сплетнях, интрижек при дворе…

На пятый день на Железном рынке в полдень запела труба глашатая. Её звуки долетели и до дома графа Стуре. Дом Нильса Стуре находился в Стокгольме рядом с Малым рынком, подле Купеческой улицы. И весть, что трубач сообщил народу, быстро дошла до его двора.