Фехтовальщица

– Персонаж для Окна – это условное название. Они такие же живые люди, только созданы другим образом и живут в другом месте. Я, кстати, тоже хотел притащить сюда одну девчонку… Болела она серьезно… Окно не пустило. Девчонка умерла, а я разозлился и подался в бандиты.

– Ты ее любил?

– Похоже на то… А Окно… я думаю, что этот его запрет – просто какой-то замок, защитный код. Его нужно только найти и взломать.

– А те котята? Где они?

– После обследования раздали по знакомым. В них не было ничего необычного. Только не вздумай сейчас плакать.

– Ты нарочно говоришь, как де Зенкур?

– А кто еще мог так держать тебя в форме? Соберись! Мы еще в горы с тобой сходим.

На следующий день Женька опять завтракала с профессором в зале первого этажа.

– Совсем как в доме де Шале, – усмехнулась фехтовальщица.

– Да, я люблю эти старые традиции. Можно спокойно посидеть и посмотреть друг другу в глаза.

– Хорошо, если только в них будет что-то. Я могу выходить из дома?

– Можете, но не соглашайтесь обсуждать с кем-либо ваш побег без присутствия адвоката.

– У меня есть адвокат?

– Да, это мой племянник Ришар Монрей, он все знает. Сейчас у него дело в Орлеане. Завтра он вернется и будет на вашей помолвке.

– Я хочу поехать в город. Можно?

– Можно, но пока не одна. После завтрака я еду на съемочную площадку? Поедите со мной?

– На съемочную?

– Я, если вы помните, еще работаю с Монсо. Сегодня он занимается дуэльной сценой с Лепа и Данкуром.

– Дуэльной? Конечно! Поехали быстрей!

– Только будьте осторожней. Никто там не знает о вашем боевом опыте.

Монсо продолжал съемки «Фаворита». Фильм был о другом любимце Людовика Тринадцатого Сен-Маре, которого по иронии судьбы тоже звали Генрихом. Об этом профессор рассказал Женьке в машине, когда они ехали на съемочную площадку.

– А де Шале? – спросила фехтовальщица. – Он… что с ним?

– Генрих де Шале будет казнен в тысяча шестьсот двадцать шестом году.

– За что?

– За участие в заговоре брата короля против Ришелье. Господин де Шале сначала ввяжется в заговор, потом по глупости всех сдаст, потом покается, но, к сожалению, уже будет поздно, и его казнят.

– Тоже отсекут голову?

– Да, но весьма неудачно. Его друзья похитят палача, однако их усилия окажутся напрасными. Казнь не отменят и назначат палачом совершенного неумеху. К тому же еще и меч окажется тупым. Будет нанесено множество ужасающих ударов, и все это на глазах его бедной матушки… Пожалуй, это страшно даже для той эпохи, так что вас я еще пощадил, Женечка.

– А Генрих? Это его будущее с тупым мечом… это вы все тоже придумали?

– Увы, судьбу Генриха де Шале сочиняла сама история.

– История? А вы разве не можете в нее вмешаться и как-то там подправить?

– До такой степени не могу. Я и так несколько вольно обошелся с его личной и семейной жизнью. К моему авторскому счастью, Окно не заблокировало эти вольности.

– А может?

– Может.

– А Сен-Мар? – проглотив сухой ком в горле, спросила Женька.

– Этот молодой человек тоже был излишне самоуверен и не извлек никаких уроков из печальной истории своего предшественника. Король же к сорока годам сделался очень болен, что совершенно испортило его характер, и бедняга Сен-Мар кончил так же.

На съемочной площадке «Фаворита» было шумно и пестро. Действие фильма происходило на пятнадцать лет позже той жизни, из которой недавно вернулась фехтовальщица, тем не менее, яркие костюмы, лошади и шпаги на перевязях щеголеватых всадников несколько смутили ее сознание. Невольно она начала искать в толпе знакомые лица, и вдруг нервно схватила профессора за руку. Рядом с Лепа, который занимался с ней полгода назад, она увидела де Санда. Оба разговаривали с невысоким и очень озабоченным мужчиной в тонированных очках. В конце разговора де Санд раздраженно взмахнул руками и отошел в сторону. Лепа, продолжая в чем-то его убеждать, направился за ним.

– Это… это кто? – в некотором шоке повернулась к Монрею Женька.

– Это Фредерик Монсо – режиссер. Я уже четвертый фильм с ним работаю.

– Нет, тот, что отошел.

– Даниэль Данкур, постановщик фехтовальных сцен. Они работают в паре с Лепа. Лепа муштрует, Данкур ставит.

– А…

– Тише-тише, это не де Санд, Женечка, это его, если можно так выразиться, прообраз. Я взял для сюжета его внешние черты.

– А характер?

– Да, и характер. Я беру характер, если это подходит для персонажа и я сам хорошо знаком с его прообразом.

– А он об этом знает?

– Нет.

– А я могу с ним поговорить?

– Можете, только позже. Данкур не любит, когда его отвлекают от работы.

Монсо, продолжая быть озабоченным, поздоровался с Монреем и его спутницей вскользь, после чего вновь стал с досадой потирать затылок.

– Какой дурной день, Марк! – поморщился он.

– Почему? Опять кто-то не приехал?

– Основной оператор! А я тут столько людей собрал! Мориса с другой съемки сдернул!

– Ларош не приехал? А что с ним?

– Три недели кашлял, чуть ли не задыхался, а сегодня с температурой слег! – досадовал режиссер. – Говорят, едва не бредит. Никто не знает, что это.

– Возможно, аллергия.

– Хм, если только на игру некоторых актеров. Ларош всегда был здоров, как бык!