Фехтовальщица

Легок на помине, на верхней площадке появился Жакерия. Он волок Маргариту за волосы и стащил ее так в залу прямо по лестнице. Следом за ним острием кинжала подгонял любовника-епископа смеющийся Рони. Парочку нашли в постели, где они крепко спали после ночных трудов, поэтому оба были совершенно голые.

– Вот чертова девка! – восклицал Жакерия. – Совратила даже его священство! Давай двигай быстрей своими ходулями, богомерзкий блудник!

При виде епископа Женька слегка содрогнулась, – молодой, те же прозрачные глаза, светлые волосы…

– Вы… вы брат графа д’Ольсино, ваше священство? – спросила она, когда вся процессия остановилась посреди залы.

– Что?.. А…да, Камиль был моим братом, – подрагивая белым телом и прикрываясь рукой, ответил испуганный священник.

В отличие от него Маргарита, распластанная на залитом кровью полу, смотрела кругом с удивительным в ее положении гневом. Видимо, гордыня, воспитанная с детства, подавляла естественный в таком положении, ужас.

– Видали, как глазьями сверкает! – усмехнулся Жакерия. – Счас перестанет, шлюха позорная!

Он взмахнул секачом, но Женька остановила его и велела позвать Табуретку.

– На что? – не понял налетчик. – Кончать надо да разбегаться, пока не застукали!

– Погоди, я только спрошу.

– Пусть спросит, – поддержал фехтовальщицу Кристиан.

Все оторвались от дела и подошли ближе. Женька присела перед Маргаритой и посмотрела в ее искаженное лицо.

– Вы помните меня, госпожа де Рошаль?

– Я?.. Вас?..

– А тех детей, которых погубил ваш прошлый любовник? Он был братом этого священника. Вспомнили?

В глазах Маргариты мелькнула какая-то серая тень.

– Вы… а, это вы… Я говорила Камилю, что он напрасно не убил вас тогда.

– Он не убил меня, потому что я не упала в обморок, как вы. Теперь смотрю, вы стали покрепче.

– Вы… вы пришли мне мстить?

– Я пришла грабить ваш дом, а мстить… Где Табуретка?

К Женьке и Маргарите подошел Табуретка. Все молча смотрели на всех троих.

– Вам знаком этот мальчик, сударыня? – спросила фехтовальщица.

– Я не знаюсь с уличными уродами.

– И напрасно. Его имя, которое он получил в Приюте Подкидышей, Любен Апрельский. Во Дворе Чудес его называют Табуретка. Этот мальчик – ваш сын. Так что урод – это вы, сударыня. Любен, а это твоя мать – Маргарита де Рошаль. Обними ее, если хочешь.

В глазах Маргариты мелькнули боль и ужас, потом отвращение и досада. Красивые губы ее скривились, будто она выпила горькую настойку.

Табуретка сначала замер, потом в его напряженном лице что-то подвинулось, он выхватил нож и со всей силы ударил Маргариту в голую грудь. Она вскрикнула, но не успела последняя предсмертная судорога покинуть ее искаженное лицо, как Жакерия подтянул свою добычу за волосы и одним взмахом секача отсек ей голову. Тела Маргариты и епископа повалились навзничь почти одновременно. Табуретка вскрикнул диким голосом и заплясал на скользком полу, а Жакерия быстро завернул голову в тряпье и, сунув в кожаный мешок, направился к выходу.

Кристиан взял оцепеневшую фехтовальщицу за руку и потащил во двор.

– Нужно уходить.

– Епископ тоже умер?

– Почем я знаю! Быстрей!

Проспер и Робен вынесли сундук. Награбленное добро стали спешно рассовывать по бочкам.

– А где Веселый Жан? – спросил Трюха.

Тут все заметили, что с ними давно нет их предводителя, и Проспер послал Шило поискать его в доме. Тот вернулся через минуту и сообщил, что Веселый Жан мертв и лежит в спальне наверху.

– Кто-то из дома прикончил, – предположил Проспер. – Надо быстрей уходить, а то этот «кто-то», наверняка, уже людей сюда ведет. Поедем дальней дорогой, а там рассыплемся, как замышляли.

Проспер взял на себя руководство вместо Веселого Жана. Сторонников Герцога было больше, поэтому, Рони хоть и нахмурился, но ничего против не сказал. Он поехал старшим воза Шила и Жан-Жака. Проспер взял под начало воз Трюхи и Табуретки. Туда же был положен раненый Жослен.

Жакерия, Кристиан и фехтовальщица возвращались в город отдельно от других. Земля была мерзлой, и возы шли быстро. Женька смотрела в спину Жакерии и снова чувствовала тошноту.

– Какой срок у тебя? – спросил Кристиан.

– Не помню. Кажется, третий месяц.

– Лицо у тебя плохое, потеряешь ребенка. Сивилла тоже говорит.

Женька действительно чувствовала себя очень плохо, и знахарка по ее приезде тотчас дала ей целебного пития и уложила на лежанку. К ней присел Табуретка. Кристиан отсутствовал, он был со всеми на дележе у Герцога. Мальчик сидел с девушкой, пока ей не стало лучше.

– Сивилла счас мамкину голову будет варить, – сказал он.

– Зачем?

– Герцог от «любовной болезни» лечится. Сивилла сказала, бабскую голову надо. Он ведь твою голову чуть не заказал. Я от Робена слыхал.

– У него что, здесь девок мало?

– Здоровую голову надо. Потом Сивилла ему сказала, что ты ребенка носишь, он и передумал.

Женька встала и вышла из дома, стараясь не думать о том, что будет делать знахарка с головой Маргариты. Она бродила по площади и слушала заунывные песни цыган, пока ее не нашел Жан-Жак и не позвал к Герцогу. У того сидели Проспер и Кристиан.