Фехтовальщица

Мишо, узнав о благодеяниях, которыми балует его работницу какой-то парижский дворянин, недовольно подвигал бровями и предупредил:

– Смотри, не оступись, грамотная, а то, не ровен час, сама себя переумничаешь. На таких, как ты дворяне не женятся, а с пузом оставить могут. Погоди спешить, может, по себе еще жениха найдешь.

Женька тоже призадумалась, но о другом, – не совершает ли она ошибку, решив уехать с де Сандом? На пике этого сомнения девушка не выдержала и обратилась за советом к Лабрю.

– Вы решили правильно, вам опасно находиться в Париже, – поддержал ее врач.

– Но… я ведь еще замужем, сударь. Уехать с другим мужчиной это… это будет как-то не по-божески, что ли.

– Как будто все остальное, что вы делаете, по-божески, – мягко усмехнулся Лабрю. – Или… или вы просто все еще любите Генриха де Шале?

Женька хотела ответить, но почему-то не смогла. В носу неприятно защипало, а глаза повлажнели.

– Ну-ну, – привлек к себе девушку умный лекарь. – Я понял, понял, – сказал он, как кошку, поглаживая ее по согнувшейся спине.

– И… и у меня будет ребенок, Лабрю.

– Да-да, я уже догадался.

– Скажите об этом Даниэлю, пусть больше не приезжает.

– Сомневаюсь, что это его остановит.

Женька отстранилась от врача. Влага с ее глаз испарилась.

– Так или иначе, но я не могу уехать, пока не закончу «Записки» и… и еще я хочу заняться этой прачечной, – решительно сказала она.

– Хм, хорошо, только не передавайте ваше одеяло Люс и кому-либо еще из ваших прачек. Господин де Санд сказал, что позже всем пошлет по одеялу и тюфяку, – улыбнулся Лабрю, поцеловал девушке стертые на стирке руки и ушел.

Работа на развозе, за исключением того, что надо было толкать тележку, когда она застревала в грязи, была, конечно, легче, чем в прачечной, но только физически. Развозчица отвечала перед кастеляншами заказчиков за все огрехи, которые могли остаться при стирке; – оставшуюся грязь, повреждения и ошибки при раскладывании по корзинам. В ее положении фехтовальщице не нужны были скандалы, поэтому ей приходилось быть предельно дипломатичной в богатых особняках и строгой в прачечной. Из-за этого у нее сразу случилось пара конфликтов с Бригиттой, которой пришлось вернуть зашивать порванное кружево на сорочке, и с Пакеттой, которая потеряла навык стирки, долго будучи на развозе.

– Выслуживается, – слышала Женька за спиной ее ядовитый шепоток.

– Гляди, она еще за Клемана замуж прыгнет, – посмеивалась Марсена. – Ишь, раскомандовалась!

Женька не отвечала и продолжала стоять на своем. Беранжера смотрела на происходящее, как на данность и покрикивала на прачек на пару с фехтовальщицей. Она тоже не имела права допустить плохой работы.

Однажды из самых лучших побуждений фехтовальщица вступилась за Бригитту, которую ударил Клеман, когда обнаружил в лохани с господским бельем ее сорочку, и вместо побоев предложила наказывать за нарушения более цивилизованно, то есть, вычетом из жалованья. Мишо тотчас одобрил эту идею, а прачки возмутились и стали смотреть на девушку как на врага, пробравшегося в их стан. Они были согласны на любые побои, но только не на потерю тех грошей, которые здесь зарабатывали, однако их просьбы оставить все по-старому ни к чему не привели, Мишо уже понял выгоду, похвалил фехтовальщицу и утвердил новую систему наказания.

– Я же хотела сделать вам лучше! – пыталась оправдаться перед возмущенными женщинами Женька.

– Да будь ты проклята со своим «лучше»! – разбушевалась Марсена.

Казалось, она готова была пристукнуть внезапно народившуюся реформаторшу своим утюгом, и прачек смягчило только то, что им подвезли обещанные де Сандом одеяла.

Деньги за постиранное белье собирал Клеман, выезжая по адресам под охраной Клода и Жиля, поэтому кассу развозчица с собой не возила. Даровые, которые Женька получала в богатых особняках, она делила пополам с возчиком. Пакетта подобного не делала, поэтому Тавье новую развозчицу полюбил и оберегал ее интересы, как свои. Это пригодилось ей, когда она покупала себе свечи и свое огниво, чтобы не просить его у Беранжеры и работать над рукописью по ночам. Тавье она сказала, что шьет себе одежду.

– Смотри, только дом не спали, – предупредил возчик, но никому, конечно, об этом не сказал.

Существовал в ее новой работе и еще один подводный камушек. Из тех домов, которые обслуживала прачечная Мишо, был особняк де Лавуа, где Женька могла нечаянно встретиться, как с Валери, так и с Клементиной. На ее счастье, она общалась только с кастеляншей или с управляющим, заходила с задней двери и перед этим низко опускала чепец. Один раз она чуть не столкнулась там с двоюродным братом Клементины и другом де Вернана Полем де Лавуа, но вовремя наклонила голову, когда выезжала со двора на своей тележке. Опасно было и на улице, где фехтовальщицу могли узнать, как друзья, так и враги, но девушка от своей новой должности не отказывалась, – она давала ей больше свободы, а что касалось опасности, то ходить по краю ей всегда нравилось.