Читаем Федор Алексеевич полностью

   — Хорошо, государь, я сам слежу ныне за этим.

   — А что пишет Тяпкин по поводу объединения войск?

   — Пишет, что на то надо военных спросить, а на его взгляд отказывать полякам в помощи не надо, но и слать незачем торопиться.

   — Родное Матвеевич, — обратился государь к Стрешневу, — в передней есть кто аз военных?

   — Князь Голицын Василий Васильевич.

   — Позови его.

Князь Голицын явился пред государем подтянутый, стройный, красавец полный Фёдор невольно подумал: «Не зря он сестре Софье глянется. Не зря».

Князь на вопрос объединения армий польской и русской отвечал не задумываясь.

   — Ни в коем случае, государь.

   — Почему?

   — Потому как армия наша будет идти по пустой земле, ведь Правобережье доси пустует. А кто и жил там, так все бегут на наш берег. И далее, если даже мы б соединились с поляками, то проку с того было б мало. На роль главнокомандующего сразу 6 вызвалось с десяток шляхтичей, а грызня эта пагубой была б для армии. И главное, государь, король хочет чужими руками жар загребать. Мы б увели армию в Польшу, и сии бы обязательно воспользовался хан, под самую б Москву пожаловал.

   — Спасибо. Василии Васильевич, — сказал Фёдор и повторил: — Спасибо, что просветил нас по части военной. Можешь домой ехать. Не теряй время в передней. Скоро войдёшь с полками в Украину.

   — Спасибо, государь, — поклонился Голицын с достоинством без всякого подобострастия. И вышел.

   — И ещё, государь, — продолжил дьяк Иванов. — Тяпкин сообщает, что король ведёт тайные переговоры с султаном в Молдавии и господарь в том полякам споспешествует. Об этом Тяпкин узнал от одного высокого лица из Молдавии.

   — Ай да молодец, — не удержался Хованский. — 3а такое награждать надо, а не голодом морить. А у нас, чем лучше служишь тем тебе хуже.

Но дьяк, даже не взглянув на Тараруя, продолжал:

   — И то высокое лицо впредь обещало нашему резиденту сообщать о ходе переговоров.

   — Но высокому лицу и подарки нужны высокие, — не унимался Хованский, И был ужасно рад, что па этот раз царь поддержал его.

   — А ведь Иван Андреевич правду говорит. Ларион Иванович?

   — Я слушаю, государь.

   — Надо бы послать резиденту для подарков чего-нибудь. Ведь задаром он ничего не добудет.

   — Лучше всего рухлядь, государь, — опять опередил всех Тараруй. — Поляки меха русские обожают.

   — Скажи Хитрово Богдану Матвеевичу, пусть подберёт для Тяпкина три-четыре дюжины соболей, куниц и чего там ещё ценного. Надо, чтобы Тяпкин то высокое лицо мог одарить щедро. Что ещё сообщает Тяпкин?

   — Он пишет, чтоб веры королю мы не давали.

   — Ну, это ясно из всего сказанного, Ларион Иванович, будешь писать ему, поблагодари от моего имени.

   — Хорошо, государь Обязательно передам, для него это будет самой высокой наградой.

Фёдор Алексеевич тихо пошлёпал ладонями по подлокотнику, и все уже догадались: устал государь, сейчас на обед позовёт.

   — На сегодня достаточно, господа бояре. Идёмте в царскую трапезную, там уж, наверно, ши остывают Родион Матвеевич.

   — Я слушаю, государь.

   — Приглашай всех из передней к стаду. Да обязательно выясни, кого пет, и проследи после обеда, чтоб нм от стола были посланы гостинцы на дом. Чтоб не получилось, как прошлый раз, забыли послать князю Одоевскому, чем обидели шибко старика. Кое-как уговорил его.

   — Не забуду, государь. А ныне Якову Никитичу пошлю от твоего стола самое лучшее, чтоб ошибку нашу прошлую загладить.

   — И обязательно, чтоб с поклоном от меня. Старика это утешит.

Все поднялись с лапок и потянулись, похрустывая суставами, замлевшими от долгого сидения.

Лихачёв подал государю его палочку, помог, поддерживая под локоть, подняться с престола. Так и проводил по ступеням до ровного пола. Там уже отпустил царский локоть Государь ласково кивнул ему.

   — Спасибо, Алексей Тимофеевич.

Фёдор Алексеевич шёл не спеша к двери, в которую никто не смел вперёд его шагнуть. Бояре стояли по сторонам прохода и довили взгляды царя. Он всем улыбался и лишь глазами помаргивал, что читалось всеми однозначно государь доволен днём.

<p><strong>Глава 11</strong></p><p><strong>СМЕЩЕНИЕ ДОРОШЕНКО</strong></p>

Гетман Самойлович принял стольника Алмазова в Батурине с наивозможным уважением и предупредительностью. Как же, ведь это был посланец самого государя, и всё, что он станет говорить, должно приниматься гетманом как слово царя.

В самой большой горнице гетманского дома длинный стол, рассчитанный не менее как на полусотню человек, был весь уставлен разнообразными яствами, бутылями с вином и горилкой. И даже этим обилием гетман подчёркивал своё уважение к московскому гостю.

   — Вот здесь нам никто не помешает, — сказал гетман, жестом пригашая гостя за стол. — Садись. Семён Ерофеич.

   — Ты ждёшь гостей? — спросил Алмазов, взглядом прикидывая, где бы сесть. Увидел жареных карасей, сглотнул слюнки и сел напротив них.

   — Да нет. Сегодня ты у меня главный гость, Семён Ерофеич.

   — Гетман сел напротив гостя через стол, взял бутылку с горилкой.

   — Что будем пить.

   — Да я. что и ты, Иван Самойлович.

   — Ну, значит, горилку.

Хозяин налил полные кубки, Алмазов вздохнул с сомнением Гетман понял причину вздоха, успокоил:

Перейти на страницу:

Все книги серии Романовы. Династия в романах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза