Неясная тоска сжимала сердце. То ли пейзаж слишком напоминал земной, то ли грызли
воспоминания. Тусклое белое солнце пряталось за облаками как в ячменном киселе, пахло
илом и торфом.
- Ол, ты живой? - вякнул передатчик голосом Конса.
- Полет нормальный, - отозвался Ольгерд.
Звенела мошка, чавкала трясина. Сапог соскользнул с поваленного дерева, и Ольгерд
одним коленом влетел в торфяную жижу. Брызги украсили и лицо, и кепку.
- Зела! - закричал он, поднимаясь, - Зела, ты где?!
Ему ответила тишина, вязкая как вата. Он шел и кричал снова. Он срывал горло, пока
самому не стало смешно. Что происходит? Зачем он здесь пугает лешаков? И что ей делать на
болоте?
- Клюквы хоть набрал? - не унимался насмешливый Конс.
- Огурцом закусишь, - ответил ему Ольгерд и отключил передатчик вообще.
Из одного болота он через сухой перешеек попал в другое. Там была такая же
безрадостная картина. От тишины и однообразия пейзажей ему казалось, что он сходит с ума.
- 164 -
- Зела! - еще раз рявкнул он.
Вдалеке, в тумане, от чахлых кустов отделилась фигурка в длинном платье и спотыкаясь
пошла к нему навстречу. У нее были желтые, как осень, волосы, они горели, как яркие листья
кленов, как будто солнце вышло из-за туч и осветило своим золотым блеском хмурые
окрестности.
- Ольгерд! - визгнула она, - я здесь!
Чавкая коричневой жижей, они торопливо шли друг другу навстречу, потом уже бежали.
Зела провалилась по пояс в трясину, но он успел вовремя.
Ее туфли они вытащить так и не смогли, юбка насквозь пропиталась грязью. Она сидела
на кочке, зябко поджимая перепачканные пальчики босых ног, и дрожала мелкой дрожью. Он
накинул на нее куртку и взял ее ступни в ладони, чтобы согреть.
- Зела, как ты сюда попала?
- Заблудилась, - сказала она, стуча зубами, - я почему-то ничего не помню. Как ты меня
назвал?
- Зела.
- Мое имя Ла Кси.
- На Земле мы звали тебя Зелой. Тебе нравилось.
- На Земле... - повторила она задумчиво, - странно... ничего не помню.
- Меня-то ты хоть помнишь? - спросил он с отчаянием.
- Тебя? Конечно.
- И то хорошо. А Леция?
- Леция? Кажется, помню.
- А Конса?
- Конса? - Ла Кси пожала плечом, - нет. Не знаю никакого Конса.
- Он твой хозяин, Ла Кси.
- Какой еще хозяин? - изумилась она, - ведь это ты меня нашел. Я хочу быть только с
тобой, Ольгерд.
«Бедная девочка», - подумал он, - «три дня в этом аду!» Он сел рядом с ней на кочку и
обнял ее за плечи.
- Теперь все будет хорошо, детка. Я тебя никому не отдам. На этот раз уж точно. Можешь
говорить мне что угодно: что все это неправда, что ты любишь другого...
- Я люблю тебя, Ол.
- Повтори, - попросил он.
- Я люблю тебя, - улыбнулась Ла Кси, вытирая с лица остатки грязных брызг, - я никого
кроме тебя не помню, не знаю и знать не хочу. Я все забыла. Кроме тебя.
- А моего отца? - почему-то спросил Ольгерд, - Ричарда?
- У меня никого не было, кроме тебя, - упрямо повторила Ла Кси.
******************************************
****************************66
Посадочный антиграв опустился в предгорье, в условленной долине. После полутора
месяцев в звездолете даже слякотная осень, царившая в этих широтах, казалась прекрасной.
На западе поднимались тупоносые бурые горы с черными изломами, трава выстилала долину
однотонным желтым ковром. В низине, огибая горбатые камни, тек ручей.
Ингерда была единственной женщиной в десанте. Наверно, проку от нее, в случае чего,
было бы мало, отец взял ее как на экскурсию, потому что ни в чем не привык ей отказывать.
Она и смотрела по сторонам, как на экскурсии, чувствуя себя абсолютно защищенной.
Огромный Бредфи подал ей руку, когда она спускалась по ступеням, он относился к ней
как к занятной куколке, но это почему-то не раздражало. Вот Леман ее действительно не
любил. Он был единственным, кто возражал, чтобы взять ее. Отец его выступление
проигнорировал.
- 165 -
Все вышли и стояли, с шумом вдыхая холодный влажный воздух, заново привыкая к
открытому пространству, приспосабливаясь к чужой планете, ее краскам, ее запахам, ее
капризам. Отец взял самых надежных: Бредфи, Лемана и Туки. Они все летали с ним не один
раз и понимали друг друга с полуслова. У них даже язык жестов был отработан.
Леман застегнулся на все молнии и развел руками.
- Потерпи, - сказал отец, - если Конс сказал, значит, встретит.
- Может, долина не та? - спросил Туки.
- Потерпи, - повторил Ричард.
Ингерда замечала, что он волнуется. Это почти не было заметно, может, ресницы
дрожали чуть чаще, может, лицо его было слишком напряженным, может, дыхание слишком
глубоким. В космосе он был совершенно спокоен. Она любовалась им во время дежурства и
все время просилась выйти в его смену. Встреча с аппирской планетой неуловимо изменила
его.
- Посиди в антиграве, - посоветовал он, - ветер ледяной.
Глаза у него были грустные, как у бездомного пса.
- Па, все будет хорошо, - успокоила его Ингерда, - никуда она от тебя не денется.
- Что? - не понял Ричард.
- Она любит только тебя. Я всегда это знала.
- Нет, девочка, - он усмехнулся, - все было не так.
Антиграв стоял, упираясь в почву четырьмя опорами, пучеглазый, как яичница-глазунья,