fdd7de3b0edd4304ff20163b877f55fd

Страх делает ваш разум устрашающе кристально чистым. Так, что вы можете видеть каждую мелочь, происходящую вокруг вас. Ваше тело работает исключительно на адреналине без единой капли крови, пульсирующей по венам.

Я слышу шелест их одежды, когда они двигаются вокруг меня.

Я чувствую свист воздуха, когда Генри отдёргивает руку. Клянусь, что моя кожа тонко натягивается на моём лице, когда я ожидаю удар.

Незнание делает это гораздо хуже.

Страх делает боль хуже.

Страх заставляет время остановиться.

Страх превращает людей в монстров, а каждый звук в предупреждение о том, что может произойти.

Кулак жёстко врезается в мою щёку, и голова откидывается назад от силы удара. Я кричу, и это звучит отчаянно даже для моих собственных ушей. Боль охватывает всю левую сторону моего лица, заставляя её пульсировать своим собственным сердцебиением.

Затем противный голос Генри прокатывается сквозь темноту.

— Снимайте блузку.

Рычание переходит в хриплые вздохи.

Я пытаюсь отползти, но они намного быстрее, чем я. Стивен двигается позади меня, и желчь жжёт мне горло. Мне бы хотелось выблевать всё на них. Может быть, тогда бы они остановились.

Но меня не рвёт, а моё тело бьётся в конвульсиях, когда следующим меня хватает Стивен.

Я просто не могу позволить им избить меня.

Дерьмо, что, если они изнасилуют меня?

О Боже! Я не переживу этого. Лишь мысли о том, что один из этих ублюдков приблизит свой член ко мне, было достаточно, чтобы заставить меня превратиться в дикого зверя.

Я пытаюсь замахнуться локтем в Стивена. Движение лишает меня равновесия, и я падаю на бок, замахиваясь в никуда, не ощущая ничего, кроме спёртого воздуха.

Стивен хватает меня за блузку, а затем дёргает её вверх, в ослепляющий момент ужаса, стягивая её вокруг моей шеи и перекрывая мне подачу воздуха. Он дёргает снова, и от его силы мою голову отбрасывает назад. Материал жалит кожу, а затем исчезает. Разгоряченный воздух прилипает к моему избитому телу, и я чувствую себя ужасно обнажённой.

— Нет! Пошёл ты! Нет! — кричу я, пока моё горло не начинает гореть.

— Хватай её руки, — рычит Генри, но я вижу только красный, горящий уголёк сигареты, который освещает его лицо. Боже, он выглядит злобно, будто сам дьявол.

— Отпусти меня! — кричу я, начиная извиваться и пинаться, пытаясь вытащить себя из этой безвыходной ситуации.

Генри ставит колено поверх моих бёдер, а его левая рука обрушивается на мою грудь. Он силой укладывает меня обратно на пол, а потом тушит сигарету о мой бок. Жжёт сильно, но это ничто в сравнении со страхом неизвестности того, что они собираются делать дальше.

Мужчина отбрасывает сигарету, а затем обрушивает кулак на меня. От боли я вытаращиваю глаза, и мир начинает вращаться. Медный вкус крови взрывается у меня во рту, от чего моё горло обжигает желчью.

Следующий удар ощущается, как попытка проделать дыру в моём лице. Третий удар заставляет яркий свет поблекнуть, а боль вступает во владение моим телом, пока не ощущается так, что кажется, болят даже зубы.

Я перестаю сражаться, и моё тело слабеет. Кровь заливает мой рот, стекает с уголка губ и бежит вниз по моей больной челюсти. Последнее, что я помню, это острая боль в груди, когда его нога встречается с моими рёбрами.

***

Темнота медленно убивает меня, но ослепительный свет пугает ещё больше. Я знаю, что это длится четыре дня. Это вроде бы не слишком долго, но они делают запись один раз в день для дяди Тома. Я не думаю, что дядя Том собирается помочь мне в этот раз. Я не говорила с ним все эти годы. Чёрт, даже не знаю, жив ли он.

Каждый день мистер Аттридж добавляет пять минут к избиению. Вчера двадцать пять минут ощущались, как двадцать пять лет. Я думала, что это никогда не закончится.

Я боюсь сегодняшнего дня! Каждый звук заставляет меня подпрыгивать от страха.

Каждый день они снимают предмет одежды. На второй день это были мои кроссовки, на третий — носки, еще один день — джинсы. Они продолжают забирать мою одежду, оставляя мне всё меньше и меньше.

Я постоянно дрожу и не знаю, то ли это от холода, то ли от страха. У меня осталось только два элемента одежды.

В первый день я всё ещё пребывала в шоке. Я не ела, когда старик принёс еду. Во второй день я заставила себя двигаться. Я передвигалась, превозмогая боль, после того, как они пинали и били меня, и я ела. Было трудно удержать еду в себе.

Третий день был хуже, вчера я не смогла удержать пищу вообще. Думаю, что у меня сломано ребро или два. Моё правое бедро болит больше всего, как будто кто-то постоянно толкает кулаком в мой бок.

Крохотное пространство воняет рвотой и кровью. Так пахнет смерть.

Старик никогда не смотрит на меня. Он просто кладёт еду и воду, а потом спешно уходит. Я проигрывала в голове идею попытки одолеть его, но я даже долго не могу стоять на своих собственных ногах, не говоря уже о том, чтобы драться с человеком.

Я слышу скрежет цепи снаружи и сильнее вжимаюсь в угол, так сильно моё тело кричит от боли. Я знаю, что это не поможет, но таков инстинкт. Низкое рычание возникает глубоко в моём горле, и я звучу как животное, которое не что иное, как побитая собака.