Фатальный Фатали

железная решетка у окна, мундир сняли, он в легкой рубашке, а ведь зима, холодно очень, через темный мост, темные своды, неуютная кровать, накрытая жестким одеялом, длинная холщовая рубашка.

- Это ты, Александр?

грубые чулки и пахнет свежей краской, гремят связки ключей, или это кандалы? о боже, какой вкусный черный хлеб!! и кружка воды! Рассказывал Александр или снова - видения Фатали? сальная плошка, гарь душит, нечем дышать! затушить! цепной мост, крепость, странная фамилия коменданта Набоков! и колокольный звон дон-дон-дон через каждые четверть часа, табуретка, крепостной вал и пустой дворик, лишь ветка торчит за окном, уже весна? какие здесь чинары?! гудит голова, изгрызены ногти, хоть какую книгу! хотите - Коран? и немец-офицер, почему немец? "Фатали? ай-яй-яй, какой у вас был замечательный второй отец, Ахунд-Алескер, не послушались его советов, жаль мне вас, Фатали!" откуда ему известно? дым табачный, Фатали не курит, но запах табака!! такой же курил Александр! или он тоже здесь? рядом камера?

- Эй, Александр!

"что вы кричите?" - это голос стражника, вдруг пальба, зачем стреляют?! "а вот новость вам скажу, - говорит стражник, - император Европу покорил!" идут и идут, утопая в снегу, откуда же столько снега здесь, стоят столбы, их пятеро, надели саваны-колпаки, щелкают затворы, но почему еще столбы? и на перекладине пустые виселицы.

- Фатали! Фаталиии! Ты меня слышишь?

Донесся запах дыма.

Ты опять жжешь бумагу!

Фатали не обернулся: бумага, вспыхнув, загорелась сразу вся, и он осторожно положил ее в медную тарелку, пусть сгорает вся. Огонь быстро слизал арабскую вязь, и не успела бумага почернеть, как Фатали поднес к ее красному язычку новый исписанный мелко-мелко, со вставками, стрелками, вклинивающими в текст новые добавления, обведенные кружочками, и какие-то звездочки, полумесяцы, кресты - как плюс и как распятие.

Не от слов же, вспыхнув, загораются? А как загорятся - одно и то же, никак не отвяжется: Зимний горит! Самая долгая ночь тридцать седьмого года. Что-что? Ах, довольно уже писано в публичных листах о сем событии? Так уж и много? Как пусты и мрачны обгоревшие стены? Эта черная громада! Ну да, вся поэзия нашей истории, весь ее разум! Пышные праздники. Веселые вечеринки. Вдохновенные оды восхвалителей державной власти. И Екатерина! И Павел! (?) И Александр! И святое причастие. И святая купель. И начало, и юность! И выход, да, да, тот, знаменитый, когда картечь, на площадь из дверей Зимнего. А потом мертвая тишина. Оцепеневшее многолюдство. Шепот тревожных вестей. И тяжкая безызвестность - ведь на ружейный выстрел от фронта бунтовщиков! И воля промысла. Ах, какая стихия! Пляска мести. Громада огня. И он знал, падишах, что непременно случится. И даже перед смертью - плясало пламя пред очами.

И над медной тарелкой полетели чернокрылые насекомые, похожие на многократно уменьшенных птиц, или есть и такие?

"Что ты снова сжег?"

Так теперь часто. Раньше почти не было: напишет, как молодой разбойник или хитроглупый купец одурачивает есаулов, прочтет жене - и вскоре газета "Кавказ" печатает из номера в номер.

А теперь иное: сидит над бумагой долго, за полночь засиживается, свеча догорает, сжигая тьму и ускоряя приход утра, а потом - чернокрылые птицы.

ах вы пропогаторы! в четыре часа пополуночи майор жандармского дивизиона, господин в голубом, а голос нежный. Какой-то звук от удара, сабля?! пристав полез в печку, пошарил чубуком в старой золе, нет, я не курю, это так, для забавы, отделан серебром, а жандармский унтер встал на стул и полез в печь, известное дело, там прячут (везде на юге!) золото в мешочке, - пусто, аи да пропогаторы! но я не подозревал политического общества! в часы бессонницы! беснование духа! а это что ж?! "что мы видим? лишены прав человеческих, ах, посадить бы чадолюбивого императора..." это ж ваш почерк! так куда посадить, а?! а вот еще: "вся тайна и ложь, говорю о рабах - приверженцах деспотического порядка, а также проникнутых страхом" или и это не вы?

случайно взглянул: "агент по найденному делу", доносчик! и фамилия закрыта большим пальцем, блестящая роговица ногтя и запах табака, который курил Александр. - Эй, где ты, Александр!

"а это что? (неужели было?): "И в Туреччине был, что за оказия? Турки-то, право, ну то же, что и мы!" "а это: "нет возможности и дышать свободно, что же делать, что нельзя переродиться физически, ну хоть бы через натурализацию!" сожгу, пусть останется во мне. и снова чернокрылые птицы, да-с! шпицрутенами. "в две шеренги стройсь!.. вторая шеренга крууу-гом!" торопливо роздали шпицрутены, длинные прутья толщиною с палец, а ну махать! надо освоиться, проверить, как гнутся, на свист.

Фатали раздели догола, связали кисти рук накрест, привязав их к прикладу ружья, - это дворян, бекские и ханские сословия нельзя, а Фатали это ж такая точечка, что и не увидишь, - за штык которого унтер потянул его по фронту меж двух шеренг, жаль, свиста шпицрутенов не слышно, заглушает барабанный бой.