Фарт

В лодке было тихо. Люди застыли на своих местах. Журик сидел в кубрике на рундуке, под которым стояли аккумуляторы, и, наклонив корпус, глядел в проход. Пальцы, которыми он упирался в край крышки, побелели от напряжения. Лицо его было бледно, глаза испуганно блестели.

Когда послышалась команда «стоять к всплытию», Журик встал и подошел к отсеку центрального поста. Позади него Федор видел два или три других матросских лица. Все с необычайным волнением ожидали, как поведет себя судно при всплытии.

Послышался свист сжатого воздуха, вытесняющего воду из балластных цистерн. Посветлело стекло иллюминатора. Когда Бухвостов вновь поднялся по трапу, была видна поверхность лимана так, как видит ее пловец. Вдали чернели низкие берега. Горизонт повышался. Появилась надстройка на корме. Показалась верхняя палуба. Вода сбегала с ее настила, задерживаясь у заклепок.

Командир открыл рубочный люк. Больно щелкнуло в ушах от внезапной перемены давления. Дышать стало легко, и матросы оживились.

ГЛАВА X

В воскресенье моряки со «Спрута» получили увольнительную в город, и Федор Бухвостов решил сходить на Плотничную — повидать своего благодетеля.

Слегка прихрамывая на ногу, поврежденную при торпедировании «Донца», он пересек почти весь город из конца в конец и открыл низкую застекленную дверь пивной с белой занавеской, засиженной мухами. В лицо ему пахнуло теплым пивным воздухом. В небольшом помещении, полном посетителей, играл граммофон и громко стучали пивные кружки. Мастеровые, занимавшие почти все столики, пили пиво и громко толковали о своих делах.

Федор огляделся. На стенах висели масляные картины, изображающие закат над рекой и извержение Везувия. Краски были яркие, неправдоподобные, но именно такие и нравились посетителям. Граммофон с оранжевой трубой стоял на буфетной стойке. Возле него худой, костлявый буфетчик с завязанным горлом перетирал посуду.

Лавируя между столиками, к Федору заковылял пьяный мастеровой в мятом картузе со сломанным козырьком.

— Морячок, — сказал он, покачиваясь и кося глазами, — нет ли закурить?

Бухвостов протянул папиросу. Пьяный забормотал, поднося ее ко рту:

— Враки! Все враки!

Он приблизил сизое, набрякшее лицо к Федору, глянул ему в глаза, погрозил пальцем и, пошатываясь, повернул прочь, повторяя свою присказку.

Федор подошел к стойке. Буфетчик поглядел на него мутными глазами, спросил:

— Кружечку-с?

Облокотившись о стойку, Федор нерешительно проговорил:

— Тут мне человека повидать…

Буфетчик поджал губы и, снова принимаясь перетирать посуду, сказал:

— Пройди за стойку.

Бухвостов поднял доску в конце стойки и прошел в заднюю комнату.

Здесь стояли железная кровать с красным тюфяком и сиреневой подушкой, некрашеный столик и табуретка. Вдоль левой стены громоздились одна на другой корзинки из-под пива. Двибус лежал на кровати, закинув ноги на ее спинку, и курил. Он встал, когда вошел Федор. Не выказывая ни удивления, ни радости, Двибус протянул ему руку и пригласил сесть. Затем он приоткрыл дверь и велел буфетчику подать пива.

Они сели за столик — боцман с «Таганрога» на кровати, Федор на табуретке.

— Ну, как она, житуха, служба царская? — спросил Двибус в ожидании пива. Русским языком он владел в совершенстве.

— Живем, хлеб жуем. Обыкновенно, — ответил Федор.

— Скоро пойдешь воевать?

— Как прикажут.

— Большое дело затеяли, большое дело, — сказал Двибус.

— Ты о чем?

— Да о лодке, о заградителе.

Федор насторожился. Откуда этот боцман знает о заградителе? О «Спруте» никто ничего не может знать. Буфетчик принес бутылки с пивом, кружки, тарелку с моченым горохом и ушел. Двибус продолжал:

— А как же? Скрытность — самое главное. Никто и мысли не имеет, что зона опасная. Плывет себе вражеский капитан, в ус не дует, ан — бац! — а тут мина. Очень здорово. Одна беда — мин на борту маловато. Нет?

— Ефим Степанович, ты о чем? Какие мины? Я ничего такого не знаю, — сказал Федор с деланным удивлением.

— Ладно, брось, брат. Мне все известно, — сказал Двибус и налил пива. — Мне положено все знать. На-ка, выпей.

Он достал из-под стола полуштоф водки и налил в стаканы с пивом. Водку в те дни доставать было трудно, но Бухвостов отказался.

— Водку с пивом я не пью.

— Красна девица! Выпей.

Федор взял стакан, выплеснул на по́л и налил себе чистого пива.

— Упрямствуешь? Ну, как хочешь, — со злобой в голосе проговорил Двибус. — Тогда и я не буду. — Он выплеснул свой стакан и продолжал: — Только ты вола не крути. Сколько ваша лодка мин принимает на борт, пятьдесят или все сто, мне не важно. Из любопытства спросил. Ты мне ответь: деньги ты у меня брал? Брал. Хапнул.

— Ты сам предложил, — сказал Бухвостов.

— Можешь вернуть?

Федор промолчал. Двибус сам ответил на свой вопрос:

— Черта с два. Значит, купленный. Точка. Понятно тебе?

— Что значит — купленный? — спросил Федор, чувствуя растерянность.

— Нечего прикидываться. Ты что, дите малое? За здорово живешь деньги в наше время не дают.

— Так ты говорил — фонд помощи?..

— Дурак! Какой фонд помощи в военное время? Деньги дадены, чтобы — раз! — Двибус взмахнул рукой и прищелкнул языком. — Понятно?