Фарт

— Оставьте ваши шутки, — сердито сказал Конашевич, — не время шутить. Должен сказать, Андрей Павлович, вашей конструкцией по-прежнему интересуется одна весьма влиятельная фирма. Вы — человек деловой. Я — также. Буду откровенен. Ваша лодка строится третий год — и неизвестно, когда будет закончена.

— Послушайте, какое вам дело до этого? — перебил Чупров.

— Фирма, от имени которой я говорю, заинтересована в получении правительственного заказа. Фирма сумеет организовать постройку лодок вашего типа. Это полностью совпадает с вашими интересами. Нужно только получить заказ. Мы добьемся этого, если постройка «Спрута» провалится.

Чупров оперся руками о стол и проговорил, глядя в лицо Конашевичу:

— Вы предлагаете помешать достройке «Спрута»?

— Да, да, «Спрут» не должен быть спущен на воду. Ни на воду, ни тем паче под воду, если разрешите каламбур.

Чупров усмехнулся.

«Крикнуть городового? — спросил он самого себя. — Вывернется. Такого в кутузку таскали, наверно, не раз».

Прежде, в Петербурге, Чупров не придавал значения попыткам Конашевича перехватить проект, хотя эти попытки его очень раздражали. Теперь дело принимало более серьезный оборот. Поведение этого человека походило на измену, а деятельность его — на шпионаж. Однако в сознании Чупрова не укладывалось, что настоящий шпион может разгуливать на свободе и вести столь откровенные разговоры в дни войны. И конструктор решил подождать, что будет дальше.

Конашевича не смутила его усмешка.

— Перестаньте шутить, Андрей Павлович, — сказал он. — Я, конечно, не имею тех полномочий, какие имеет мой патрон, однако я могу договориться с вами предварительно. Сколько вы хотите?

— Однако, — сказал Чупров, — вы не стесняетесь! А помните, пять лет назад вы хотели завладеть моей конструкцией, чтобы продать ее за границей. Вы говорили, что войны выигрываются не на полях сражения, а на рынках сбыта. Помните? И поэтому ваша фирма, так же как и многие другие, была заинтересована в том, чтобы задержать развитие подводного флота и народные доходы растратить на создание линейных кораблей. Теперь переменили хозяина?

— Нет, нет, ошибаетесь. При чем тут перемена хозяина? Мы просто заинтересованы в получении заказа. Фирма, которую я представляю…

Чупров не дал ему договорить. Налегая грудью на край стола, он сказал:

— Четыре года я не мог приступить к постройке судна, потому что ваша шайка мне мешала. Теперь вы хотите сделать меня изменником? Теперь, во время войны?

— Не знал, что вы любите драматизировать отношения, — насмешливо произнес Конашевич, — впрочем, давайте поставим вопрос так: чем вы обязаны стране, которая именуется Россией? Присягой? Теми регалиями, которые вам дают время от времени?

Чупров промолчал, сдерживая раздражение, а Конашевич, словно не замечая его состояния, продолжал:

— Я все-таки немножко литератор, и меня интересует сейчас чисто психологический вопрос. Одаренный человек, пробивший себе путь самостоятельно, вынужденный тянуть скучнейшую служебную лямку, пасынок родины, — чем он обязан ей? Что он может испытывать, кроме ненависти или досады, когда ему приходится думать о родине?

— Ну хватит, — сказал Чупров и поднялся со стула.

Короткое мгновение он разглядывал журналиста. Что за мерзкий, лицемерный тип! Конашевич в ответ вынул из жилетного кармана монокль, кинул его в глаз и с оттенком презрения посмотрел на Чупрова. Чупров был спокойный человек, но сейчас он почувствовал, что не сможет уйти, не выразив своего отношения к этому прохвосту, к его разговорам, к его дурацкому моноклю, к его уродливому, бледному, лживому лицу. Он коротко размахнулся и ударил Конашевича по щеке. Монокль звякнул о столик. Чупров засмеялся. Конашевич имел очень глупый и смешной вид. Не торопясь, Чупров ударил журналиста еще раз и вышел из кафе.

ГЛАВА V

Двадцать четвертого ноября в восемь часов утра, в туманный осенний день, вахмистр пограничной охраны на пристани Бугаз, в устье Днестровского лимана заметил небольшой двухтрубный пароход.

Пароход приближался к берегу, покачиваясь на волнах. Дым из труб низко стлался над водой, ветер разгонял его по лиману. Вахмистр крикнул сторожу пристани, чтобы он наблюдал за кораблем, а сам отправился на пост пограничной охраны, намереваясь по телефону узнать, что это за судно. Телефон не работал. Минут пять накручивал вахмистр ручку индуктора в надежде добиться связи, затем выругался в сердцах, посмотрел с досадой на печку, которая топилась кукурузными стеблями, на большой медный чайник, начинавший закипать, и вышел из помещения в холод и туман. Пройдя немного вдоль телефонной линии, он обнаружил обрыв провода. Вахмистр соединил концы и только хотел было возвратиться обратно, как заметил впереди другой обрыв. Тогда он понял, что провод перерезан в нескольких местах. Вахмистр поспешил к пристани.

Кроме двух старых сторожей, в этот час на пристани никого не было. Пассажирский пароход ожидался к вечеру, грузовых рейсов не предвиделось совсем.