Фарфоровая жизнь

– Конечно. – Бережной сочувственно кивнул. – Я его закрывал не раз еще по молодости, его и своей, и всегда надеялся, честно говоря, что он где-нибудь на зоне найдет свою смерть, не от туберкулеза, так от ножа, но он выплыл. Человек был гнилой до самой середки. Впрочем, в той среде крайне редко случаются другие люди.

– Это вы сейчас на родителя моего намекаете?

– Ну, почему же. – Бережной развел руками. – Папаша ваш мне, конечно, тоже известен, но скорее как противоположность тому, что представлял собою покойный Александр Дьяконов, известный больше как Саша Браво. У вашего папаши есть некоторые принципы – извращенные, конечно, потому что он и сам человек глубоко изломанный, и другим он быть не может, живя много лет вне социума, – но есть у него некая грань, которую он не переходит. Так вы утверждаете, что дело с потерянным грузом тогда сразу утряслось?

– Именно. – Леонтьев сел на стул и попытался успокоиться. – Я много раз все это прокручивал в голове, понимаете? Даже составил что-то вроде слайдов, расположенных один за другим во времени. И по всему выходило, что после того как похоронили Анну, мы продолжали работать. Потом Штерн увез дочь в ту школу, и перед его отъездом я спросил, что мне делать, если кто-то позвонит по поводу груза или придет, мы же знали, что собой представлял этот мерзавец. А Штерн тогда ответил, что никто не позвонит и не придет. Что вопрос уже решился. А ведь когда все произошло, Штерн был вне себя от ужаса и злости, не знаю, чего было больше, но если бы проблема каким-то образом разрешилась, он бы мне сказал, и не просто бы сказал – он бы хвастался и пыжился, как индюк, было в нем тщеславие, и немало. А он бросил вскользь, словно ничего не значило это, и сразу перевел разговор на другое. Но я-то помню, мне и тогда его реакция странной показалась, правда, тогда я списал все на горе и переоценку ценностей. А сейчас…

– А сейчас вы думаете, что между пропажей груза, смертью Анны и неожиданным великодушием Саши Браво есть какая-то связь. – Бережной покачал головой. – Возможно, вы правы, но как это увязать, я пока не понимаю.

– Но это каким-то образом должно быть связано.

– Если связь есть, я выясню. – Бережной пододвинул Леонтьеву лист бумаги. – Это ваши показания. Прочитайте, напишите: «С моих слов записано верно», подпишите и поставьте сегодняшнее число.

– Я и так подпишу.

– Нет, давайте все делать правильно. – Бережной хотел как можно скорее отправить Леонтьева восвояси, но правилами пренебрегать он не собирался даже сейчас, особенно сейчас. – Я вам обещаю, что расследую это дело и выясню правду.

– Что уже можно выяснить, столько лет прошло… – Леонтьев безнадежно махнул рукой. – Все, кто что-то знал, мертвы. А Тина знает, да не скажет, что-то с ней в той школе сделали, она не помнит ничего. Подождите-ка, Андрей Михайлович, а ведь старая карга Елена Игоревна тоже может знать! Она же с ними жила, она там сиднем сидела.

Леонтьев бросил протокол на столе и снова заметался по кабинету Бережного.

– Как же я раньше-то не сообразил! Она точно все знает, даже если ее в тот момент дома не было, Штерн потом ей все рассказал! – Леонтьев нахмурился и снова уселся на стул и взял в руки страницы с протоколом. – Нет, она знает, вот что я вам скажу, Штерн доверял ей если не все, то многое. А я даже не подумал об этом. С чего бы он ей так доверял? Но я на нее внимания не обращал. Кто на прислугу обращает внимание? Но она была для Штерна чем-то вроде жилетки. Найдите ее и допросите, она вам все расскажет, тут уж без осечки!

Бережной кивнул – конечно, он бы и сам с удовольствием побеседовал с указанной гражданкой, вот только затык небольшой: ее еще найти надо.

– Вот, подписал. – Леонтьев подал генералу подписанные страницы протокола. – Что теперь?

– А теперь я буду работать, и мои люди тоже. – Бережной спрятал протокол в папку и посмотрел на Леонтьева. – И мы найдем все ответы, обязательно.

У Бережного возникла одна догадка, но она была настолько чудовищной, что он предпочел бы ее отбросить. Но опыт подсказывал, что нельзя отбрасывать догадки просто потому, что они кажутся ему нелепыми или неприятными, потому что для него это может быть нелепо или ужасно, а кто-то совершит нечто, с моральной точки зрения кошмарное, и будет жить как жил, особо не перегреваясь по поводу совершенного, – потому что его мораль допускает подобное.

«Какие-то параллельные миры. – Бережной выпроводил Леонтьева и встал у окна, желая дать передышку глазам. – Каждый живет в своем мире и поступает в рамках того или иного понимания нормы для мира, в котором он существует. И получается, что множество людей живут как попало, и это лишь кажется, что они живут в социуме, а на самом деле они давно уже живут в неких своих реалиях, не имеющих ничего общего с миром людей, живущих в социуме и по законам. И тут, главное, даже относительное благополучие быта не гарантирует, что люди принимают социальные установки и следуют им».

Бережной подумал о Диане. Он обязательно поговорит с женой о своей догадке – что она скажет?

15

– Это многое меняет.