Читаем Фарфор полностью

В нашем саду когда-то варили суп на примусе, боролись с сорняками, ставили парники. Но скольких мы уже схоронили, так что и сад состарился. У соседей, говорит мама, огурцы пошли, а до меня так и не дошли. Зато мелисса дошла и не уйдёт никогда. Растёт высоко, душисто, нагло. Мама привезла её из Кирова, посадила вот у трубы, под вишней, но мелисса разрослась, накинулась на грядку. Выдернуть у мамы не хватает духу, ведь ещё бабушки Саши мелисса. Бог с ней. Зато всю зиму мама кладёт веточку в чай. Мы садимся на лавку, чтобы съесть по яблоку. У соседей стеклянная банка торчит на палке и так красиво блестит, что интересно смотреть. Там, внизу, у пруда, по железной дороге едет поезд, протяжно, грустно гудит, будто Чехов его слышит. Время от времени с белого налива срывается яблоко и, глухо вскрикнув, ударятся о землю. А соседова жена (как же её звали? кажется, Тамара) однажды проснулась ночью, пошла к железной дороге в ночной рубахе и бросилась под поезд. И почему это она? До сих пор не знаем.

Мама уходит проверить воду и кричит от трубы: «Дали!» Мама поливает мелиссу: раз уж выросла, пусть пьёт. Потом находит жёлтую розу, жалеет ревень, надеется на морковку – вот тут у меня полосочка посажена, видишь? Я переношу шланг в полупустую ванну, чтобы наполнить её, и тёмная вода в ней зашевелилась, привыкшие листья поплыли по кругу, два потревоженных яблока закивали. Бабушка ванну чистила каждую весну, дно было белым – хоть мойся в ванне после целого дня в саду и свеженьким иди домой. Теперь у мамы не доходят, конечно, руки. Дно одичало, почернело. Да и никто больше не проводит в этом саду целый день. Яблоко громко ударяется о крышу домика и, прокатившись, показывает трюк – падает на лавку.

Мы собираем яблоки: я – с земли, отделяю совсем безнадёжные в ведро. Мама – с дерева, палкой, на которую прикреплена проволочная ловушка, похожая на кисть руки. Нужно издалека угадать в яблоке готовое, между веток протянуть палку, пристроиться к яблоку и потянуть за леску – тогда кисть сжимается, и уже нужно пятиться, чтобы аккуратненько отпустить яблоко на землю. Таких много не наберёшь: устают и руки, и шея. Но зато они хранятся чуть дольше, и может быть, надеется мама, в выходной заедет Денис и заберёт. С потревоженных мамой веток, взвизгнув, скидываются сразу два яблока, не пожелавшие расстаться. Ничего, успокаивает мама, я завтра в больницу отвезу. У нас в областной больнице лежит женщина с работы, мы к ней по очереди ездим. Такие долгие у неё капельницы, что я успеваю от больницы на рынок сбегать. А что с ней? спрашиваю я. Да онкология, тихо, словно по секрету говорит мама. А в конце недели позову Наташу Бодину, пусть она наберёт, съест ли или уж пюре пусть сделает. Но все конечно никогда не переработать, вздыхает мама.

Из-за онкологии, из-за невозможности переработать все яблоки и потому что ещё одно только что больно ударилось о землю, можно рассказать, как бабушка, сидя здесь, на лавке, сказала много лет назад: «А чего мне веселиться? Ведь у меня умерла родная сестра». В домик я не захожу, а мама ищет там ещё одну сумку. Я вижу в приоткрытую дверь старые опустевшие пальто на вешалке и ироничную соломенную шляпу над ними, пытается пробиться запах отсыревших обоев и чеснока, но яблоки побеждают. Белый налив – совсем рядом со мной, будто прицеливается – кидается яблоком.

Всё уложено, привязаны к тележке сумки, у меня на спине скрипит яблоками рюкзак – увезу в Москву. Мы запираем калитку, и как только делаем два шага, слышим, что снова падают. Жалко, конечно, говорит мама, но что уж поделать.

Мы тащим тележку в гору. Своя ноша очень тянет. Забравшись, мама встаёт, чтобы отдышаться. Аля, вспоминает она, как-то собрала грибов в саду. Каких – сама не поняла. Зажарила их зятю, но, говорит, ты только на ночь не ешь. Как мы смеёмся с мамой. А зять съел и живой. Мы смотрим на крыши садов, на зреющий яблочный год, на железную дорогу. Зарождается звук поезда и крепнет, перестукивается, наконец появляются товарные вагоны. Поезд гудит протяжно, грустно, напоминая о том, что прошло, и о том, чего, кажется, и не было никогда. И как тут закончить, если нет этому никакого конца.

* * *

Посвящаю

Галине Сафроновне

Александре Николаевне

соседкам из всякого подъезда

огромной обычной жизни

Благодарю Георгия Артамонова

Перейти на страницу:

Все книги серии Люди, которые всегда со мной

Мой папа-сапожник и дон Корлеоне
Мой папа-сапожник и дон Корлеоне

Сколько голов, столько же вселенных в этих головах – что правда, то правда. У главного героя этой книги – сапожника Хачика – свой особенный мир, и строится он из удивительных кирпичиков – любви к жене Люсе, троим беспокойным детям, пожилым родителям, паре итальянских босоножек и… к дону Корлеоне – персонажу культового романа Марио Пьюзо «Крестный отец». Знакомство с литературным героем безвозвратно меняет судьбу сапожника. Дон Корлеоне становится учителем и проводником Хачика и приводит его к богатству и процветанию. Одного не может учесть провидение в образе грозного итальянского мафиози – на глазах меняются исторические декорации, рушится СССР, а вместе с ним и привычные человеческие отношения. Есть еще одна «проблема» – Хачик ненавидит насилие, он самый мирный человек на земле. А дон Корлеоне ведет Хачика не только к большим деньгам, но и учит, что деньги – это ответственность, а ответственность – это люди, которые поверили в тебя и встали под твои знамена. И потому льется кровь, льется… В поисках мира и покоя семейство сапожника кочует из города в город, из страны в страну и каждый раз начинает жизнь заново…

Ануш Рубеновна Варданян

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги