Фараон

Я позаботился о том, чтобы Венег получил достаточно серебра, чтобы заплатить своим информаторам и союзникам, и купил три небольших, но быстрых торговых судна, чтобы доставить его и его людей на задание. Было уже за полночь, когда они отплыли из Порта Гитиона, и я, конечно же, был на пристани, чтобы проводить их и передать им мои добрые пожелания в их Южном путешествии.

Под вымышленным именем и с густой вьющейся бородой, скрывающей его красивые черты, Венег в очень короткое время устроил свою штаб-квартиру в винной лавке почти в тени стен дворца Аттерика в Луксоре.

Разумеется, я снабдил его несколькими ящиками, в каждом из которых было множество домашних голубей. Все они были выведены в курятниках королевского чердака голубятником короля Гуротаса в Лакедемоне. Венег тайно увез этих птиц с собой в Египет. Через несколько месяцев его сеть прочно обосновалась в Луксоре и действовала слаженно и эффективно, и я регулярно получал депеши, которые голуби Венега доставляли через Северное море. Среднее время, которое потребовалось этим отважным птицам, чтобы совершить путешествие, было меньше четырех дней. Ценность информации, которую они мне принесли, была неисчислима.

Из голубиной почты я почти сразу узнал, что Аттерик сменил свое имя на Фараона Аттерика Бубастиса в честь своего восхождения в пантеон богов. Бубастис был богом мужской красоты и доблести среди других его многочисленных атрибутов. Единственное, чему я по-настоящему завидовал, так это тому, что Бубастис, по слухам, мог растянуть свой эрегированный пенис на сто локтей, чтобы застать врасплох любую женщину, которая ему приглянется.

Бог Бубастис часто изображался либо в виде самца, либо в виде самки кошки. Очевидно, он мог менять свою сексуальную ориентацию по своему желанию – что, возможно, объясняет тягу Аттерика к этому конкретному божеству.

Я также узнал от Венега, что фараон Аттерик Бубастис строит себе сложный храм на острове в Ниле ниже по течению от Луксора. Он потратил на это предприятие почти все десять лакхов серебра, которое я выиграл для него у Хамуди в Мемфисе.

Вскоре после этого пришло известие, что агенты фараона Аттерика Бубастиса выследили могучую боевую трирему "Мемнон", на которой мы с Рамзесом бежали из Египта на новой стоянке в порту Гитионы. Венег доложил, что морские офицеры фараона получили задание забрать корабль и вернуться с ним в Луксор. Им было приказано позаботиться о том, чтобы предатель Таита был на борту и в цепях, когда "Мемнон" вернется в Египет. Фараон назначил награду в пол-лакха серебра за мою голову. Очевидно, он не забыл и не простил меня.

В последнее время я стал довольно небрежен в вопросах личной безопасности. Я полагал, что нахожусь в безопасности в своих тщательно продуманных и удобных апартаментах в цитадели, но эта новость вывела меня из оцепенения. До этого момента Рамзес позволял основной команде пришвартовывать "Мемнон" в центре гавани Гитиона на виду у всех, кто имел по отношению к нему злые намерения. Теперь по моему приказу ее подвели к стене гавани, и под поверхностью воды она была закреплена веревками толщиной с мое запястье, прикрепленными к кольцам, вделанным в каменную кладку причала. На борту постоянно находился пикет из двадцати вооруженных до зубов моряков, который менялся каждые шесть часов. Еще пятьдесят человек разместились в каменном здании на пристани всего в тридцати шагах от трапа "Мемнона". Они могли быть развернуты при первом же намеке на враждебную партию, высаживающуюся на берег, чтобы попытаться захватить корабль и вывести его в море.

Через две недели я получил еще одного голубя от Венега из Луксора. Сообщение, которое принесла эта птица, состояло в том, что команда из примерно пятнадцати-двадцати человек на маленькой и незаметной рыбацкой лодке покинула устье Нила. Казалось весьма вероятным, что они направляются сюда, чтобы попытаться вернуть Мемнона. Венег даже назвал мне имя лейтенанта, командовавшего экспедицией. Это был скользкий малый по имени Панмаси, которого мы с Рамзесом знали в лицо. Он стал одним из любимчиков Аттерика. Ему было всего двадцать пять лет, но он уже успел заслужить репутацию сурового человека. Его можно было узнать по шраму на правой щеке и по хромоте, которую он получил от очередного боевого ранения, заставлявшего его слегка волочить правую ногу при каждом шаге.