Копперфилду никогда не доводилось слышать ничего подобного. Хотя голос был детский, нежный и тонкий, в нем все-таки присутствовало нечто такое… такое, что никак не должно было бы чувствоваться в голосе ребенка. В нем безусловно и явно не было ни малейшей наивности. Пожалуй, в нем было знание. Да. Слишком хорошее знакомство с массой ужасающих вещей. Угроза. Ненависть. Презрение. Все это не звучало откровенно, но ясно ощущалось под видимой оболочкой, билось под ней, как нечто темное и патологическое.
– Они ведь рассказывали нам об этом, – проговорил Голдстейн. – Доктор Пэйдж и шериф. Они говорили, что слышали то же самое по телефону, а потом из раковины на кухне. Мы им тогда не поверили: это так дико звучало.
– Сейчас мне это уже не кажется диким и странным, – сказал Робертс.
– Нет, не кажется, – согласился Голдстейн. Даже через переговорное устройство чувствовалось, как он дрожит внутри своего скафандра.
– Этот голос идет на той же волне, на которой работают наши радиофоны, – сказал Робертс.
– Да, но каким образом?.. – удивился Копперфилд.
– Веласкес, – произнес вдруг Голдстейн.
– Конечно, – согласился Робертс. – В костюме Веласкеса есть радиофон. И оно воспользовалось этим радиофоном.
Ребенок вдруг перестал петь. Тихо, почти шепотом он проговорил: «Помолитесь. Все помолитесь. Не забудьте помолиться». И захихикал.
Они ждали, что последует дальше.
Но теперь настала полная тишина.
– По-моему, оно нам угрожало, – проговорил Робертс.
– Прекратить эти разговоры, черт побери! – заявил генерал Копперфилд. – Нечего впадать в панику.
– А вы обратили внимание, что мы все теперь тоже говорим «оно»? – спросил Голдстейн.
Копперфилд и Робертс посмотрели на него, потом друг на друга и ничего не ответили.
– Мы стали говорить «оно» точно так же, как говорят доктор Пэйдж, шериф и полицейские. Означает ли это… что мы фактически полностью встали на их точку зрения?
В голове у Копперфилда все еще звучал этот странный детский голос, вроде бы и человеческий, и в то же время какой-то такой, словно он исходил от привидения.
Оно.
– А, бросьте, – проворчал он. – Давайте-ка лучше за дело, у нас еще тьма работы.
И он снова погрузился в изображение на экране компьютера, но сосредоточиться ему никак не удавалось.
Оно.
К половине пятого вечера того же дня, понедельника, Брайс прекратил осмотр домов. Сумерки должны были наступить еще часа через два, но все уже вымотались до предела. Вымотались от хождения вверх и вниз по лестницам. От созерцания чудовищных трупов. От мерзких сюрпризов. Вымотались от осознания масштабов произошедшей человеческой трагедии и от того постоянного ужаса, что притуплял все чувства. От страха, что неистребимым тугим комком засел в груди у каждого. И от постоянного нервного напряжения, от которого они уставали сильнее, чем от тяжелой физической работы.
К тому же Брайсу стало ясно, что объем предстоящей работы им просто не по силам. За пять с половиной часов они сумели осмотреть лишь ничтожную часть города. При таких темпах, при ограниченном числе людей и при том, что обходить дома можно было только в дневное время, для полного и тщательного осмотра всего Сноуфилда им бы потребовалось по меньшей мере две недели. Кроме того, если бы к моменту завершения такого осмотра пропавшие не объявились и об их местонахождении по-прежнему ничего не было известно, то пришлось бы организовывать прочесывание окрестных лесов, а это было еще более трудной задачей.
Накануне вечером Брайс был категорически против того, чтобы Национальная гвардия бродила по Сноуфилду и путалась у них под ногами. Но теперь на протяжении почти целых суток он сам и его подчиненные имели возможность беспрепятственно осматривать весь городок. Специалисты из бригады Копперфилда тоже собрали необходимые им пробы и сейчас занялись исследованиями. Теперь, как только Копперфилд сможет со всей определенностью заявить, что бактериологической угрозы в Сноуфилде нет, в город можно будет вводить национальных гвардейцев в помощь подчиненным Брайса.
Поначалу, когда он почти ничего не знал о происшедшем и о положении в городе, Брайс был не расположен поступаться в чью бы то ни было пользу своей властью: ведь городок все-таки входил в сферу его ответственности. Сейчас он тоже не хотел поступаться властью, но был уже готов поделиться ответственностью. Ему необходимы были дополнительные люди. Реальная ответственность с каждым часом становилась все больше, давила все сильнее, и он был готов переложить часть ее на другие плечи.
Вот почему в половине пятого вечера, отозвав поисковые группы и группы осмотра назад в гостиницу «На горе», он позвонил губернатору штата и переговорил с ним. Они договорились о том, что Национальная гвардия будет приведена в состояние повышенной готовности и начнет действовать, как только от Копперфилда будет получено сообщение, что все чисто.