Фантомный бес

– Это славно. – Уэллс улыбнулся. – И где же вы с ними общались, с этими пришельцами с небес? В клубах?

– В Питере есть артистические кафе, нередко это просто благоустроенные подвалы, чем-то напоминающие ваши клубы. Разве что повеселее, более шумные. Народ, знаете ли, уж больно горячий… Но интереснее всего на башне у Вячеслава Иванова.

– На башне?

– У поэта Иванова в угловой башне многоэтажного дома, на самом верху – огромная квартира. Там раз в неделю собираются поэты, а также их поклонники. Часто приезжают московские стихотворцы. Из квартиры выход на плоскую крышу. В хорошую погоду там читают стихи. Народу – больше, чем сегодня на этом приеме.

– Интересно… О чем же пишут эти ваши поэты? О любви, о цветах, о бескрайних ваших полях? О том, как косят траву, о запахе сена…

– О, не только.

– О красоте и уродстве жизни, о ночном мраке городов, о потерянном человеке?

– Это чуть ближе. Но еще о тайнах смерти, о холоде Вселенной, о таинственном молчании звезд…

– О молчании… Понимаю.

– Хотите, я попробую перевести вам скучной прозой пару строк, что вспомнились?

– Хочу. Разумеется.

– Мне и самой это интересно. Попробую чуть-чуть добавить ритма. Ведь я мечтаю стать профессиональной переводчицей. И уже немного пытаюсь… так… пустяки… Ну, вот послушайте… Погодите, я пока по-русски вспомню. – Она помедлила несколько секунд, а затем, словно подчиняясь некой музыке, низким голосом произнесла: «Месяц холодный тебе не ответит, звезд отдаленных достигнуть нет сил… Холод могильный везде тебя встретит в дальней стране безотрадных светил…» Перевести?

– Смеетесь? Я уже дрожу от нетерпения.

Мария пересказала, как умела, это по-английски.

– Хорошо сказано, – сказал Уэллс. – Мне кажется, вы умело и точно передали. Эту грусть. Эту звездную меланхолию.

– Тут да. Но они часто вспыхивают. От грусти и следа не остается. Порою – взрываются.

– Надо думать.

– Вот, скажем, поэт Андрей Белый собирался вызвать на дуэль Валерия Брюсова, тоже московского поэта. Знаете за что?

– Откуда мне знать.

– Они по-разному смотрят на глубину и тайну мира.

– Да, это серьезная причина, чтобы стреляться. Но откуда про это знаете вы? Неужели об этом пишут в газетах?

– Белый сам нам об этом рассказывал. Мне и моей подружке Дарье, тоже смолянке.

– Смоланк? Что это?

– Смольный. Так в Питере называют наш институт.

– А, понимаю.

– Мы сидели за столиком после поэтического вечера. Белый размахивал руками. Не человек, а пламень.

– Ну, поэт!

– Знаете, чем он нас поразил? Целый час он упоенно рассказывал нам с Дашей об атомах, о том, как они взрываются, и как вслед за этим весь мир тоже готов расколоться… И еще он говорил о том, что рано или поздно появится человек, который найдет способ эти атомы взорвать.

– Это поэтическое преувеличение. – Уэллс снисходительно улыбнулся. – Атомы не могут взрываться.

– А вот Белый считает, что могут.

– Атомы – это мельчайшие частицы вещества, крохотные кирпичики, простейший строительный материал. Они столь малы, что там нечему взрываться. В каждом, правда, есть какое-то уплотнение. Его недавно обнаружил в своих опытах наш Резерфорд. Он назвал их ядрами. А вокруг – порхают крохотные электроны. И все. Мельче ничего не бывает.

– Неужели? А знаете ли вы, что по этому поводу говорит упомянутый мною Брюсов?

– И что же?

– Что даже внутри крохотного электрона что-то есть. Более того, там могут оказаться целые миры. По-своему даже бескрайние.

(Словно оправдывая этот поворот мысли, Брюсов позже изложит эти свои догадки стихами: «Быть может, эти электроны – миры, где пять материков, искусства, знанья, войны, троны и память сорока веков! Еще, быть может, каждый атом – Вселенная, где сто планет; там – все, что здесь, в объеме сжатом, но также то, чего здесь нет. Их меры малы, но все та же их бесконечность, как и здесь; там скорбь и страсть, как здесь, и даже – там та же мировая спесь. Их мудрецы, свой мир бескрайный, поставив центром бытия, спешат проникнуть в искры тайны и умствуют, как ныне я; А в миг, когда из разрушенья творятся токи новых сил, кричат, в мечтах самовнушенья, что Бог свой светоч загасил!»)

– Что ж, это дьявольски смело. Настолько, что действительно – хоть на дуэль вызывай. Это восхитительно, черт возьми. Вы поразительная женщина, Мария. Я таких еще не встречал.