Он на всякий случай решил проверить, не забыл ли чудодейственную последовательность космического ритма. Барабаня по стене трам-там-там-трам-там-там-трам-тарарам-там-там, Андрей Львович вспомнил: это же тот самый заветный стук в дверь, о котором они условились с Натальей Павловной! Вдохновленный таким мистическим совпадением, писатель торжественно постучал костяшками по лбу, а потом, радостно смеясь, еще и еще раз, все сильней, сильней, все громче и громче, все веселей и веселей. Он колотил себя по голове, пока не услышал грохот, доносившийся из прихожей. Кокотов с трудом разлепил глаза, различил гулкие удары: трам-там-там-трам-там-там-трам-тарарам-там-там – и услышал знакомый голос:
– Мой рыцарь! Вы спите? Это я – откройте…
Он окончательно очнулся: в темном окне сиял ломоть луны. В номере было холодно. В приоткрытую балконную дверь сквозняк, пульсируя, втягивал и отпускал занавеску. Никакого дамского белья на полу не оказалось. Кокотов сел на кровати, почувствовал головокружение и оперся, чтобы не потерять равновесия, о матрац.
– Почему же вы молчите?! – доносилось из-за двери. – Вы спите? Я вас разбужу! Ах, как я вас разбужу!
«Значит, „богомол“ приснился!» – Андрею Львовичу показалось, что его позвоночник превратился в сосульку, упершуюся ледяным острием в мозг.
– Я привезла гаражное вино! Откройте же!
Значит, нет никакого космического ритма!
– Трам-там-там-трам-там-там-трам-тарарам-там-там! – грохотала упорная дама.
Значит, все осталось как есть!
– О, мой герой! Проснитесь!
«Значит, я по-прежнему болен и скоро умру…» – вяло сообразил Кокотов.
Это открытие сокрушило его. Он скорчился калачиком и с головой накрылся одеялом, подоткнув края так, чтобы не слышать воплей и грохота. Бывшая пионерка, кажется, принялась бить в дверь каблуком. Но приглушенные звуки доносились и сквозь байку. От ее голоса, еще недавно желанного и волнующего, Кокотова замутило. Он ненавидел Наталью Павловну за то, что она здорова, за то, что своей нахрапистой похотью нарушает его тихий союз с небытием, губит загадочную тишину, в которой разворачивает бутоны страшная орхидея с изысканным именем Метастаза…
Не волнуйся, читатель, наш Андрей Львович исцелился. Но подробнее об этом в романе «Гипсовый трубач».
Вторая часть
Бахрома жизни
Песьи муки
Некий гражданин (назовем его Василием) вышел как-то вечером во двор своего дома подышать воздухом. Он только что в хлам рассорился с женой, и все внутренности у него вибрировали от гнева, как у дешевой стиральной машины. Семейная жизнь в тот миг представлялась ему гнуснейшим из всех способов существования, недостойным взрослого человека. Умиротворяя себя сладкими картинами предстоящего развода и упоительного мужского самоопределения, он прогуливался меж дерев, постепенно приходя в себя. Но вдруг из темноты с омерзительно визгливым лаем под ноги ему бросилась лохматая болонка, похожая на тряпичную швабру, какими моют кафельные полы. От неожиданности Василий испугался, схватился за сердце и с холодной оторопью понял, что никуда он из семьи не денется, что это, как выразился Сен-Жон Перс, «парное одиночество» у него навсегда, что так, до гроба, он и будет брести по жизни, булькая внутренней тоской…
А следом за визжащей собачонкой из темноты вышел хозяин (назовем его Анатолием) и произнес подлейшую по смыслу фразу:
– Не бойтесь, товарищ, он не кусается! Тоша, ко мне, ах, ты мой мальчик!
Пес, презрительно задрав на Василия лапку, сделал свое собачье дело, радостно вернулся к хозяину, и они вместе исчезли в темноте.
Возможно, случись подобный инцидент в какой-то другой день, Василий посмеялся бы над этим кинологическим недоразумением и забыл. Но тут все сошлось. И в предосудительном поведении болонки он ощутил вызов, который бросает ему судьба. Мол, кто ты? Мужчина или деревяшка, которую пилит жена и метит безнаказанно случайный кабыздох? Кроме того, обращение «товарищ» выдавало в подлом собаководе явного пролетария, приверженца красно-коричневых идей, а Василий, надо заметить, имел высшее техническое образование и голосовал исключительно за Явлинского, похожего на обиженного младшего научного сотрудника, которому в институтской столовой недолили борща…
И вот соединение всех этих обстоятельств, невинных поодиночке, привело к тому, к чему приводит соединение купленных в супермаркете безобидных по отдельности химических ингредиентов, а именно: к бомбе. Она-то и взорвалась в сердце Василия. Однако бежать в полицию и подавать заявление на неведомого прохожего, чей четвероногий обормот обмочил тебе джинсы, – смешно и бессмысленно. Например, мой товарищ неделю пытался подать заявление по поводу исчезновения жены. Безрезультатно. Наконец она вернулась, причем без всяких объяснений, после недельного отсутствия. Конечно, мой друг вспылил. И что вы думаете? У нее заявление по поводу абсолютно внутрисемейного синяка под глазом тут же приняли. И ему пришлось продавать машину, чтобы прикрыть дело… Полиция, знаете ли, произвольная организация…