— У меня все! Желаю успеха! — закончил беседу резидент.
Перси возвратился к себе в кабинет и позвонил Дункану. Тот оказался на месте и, похоже, готов был с радостью спихнуть с себя дело на Фантома. За время отпуска оно пополнилось двумя сообщениями будущего агента: в них он ставил в известность Майкла о получении дополнительных сведений, связанных с проблемой «Тополь-М» и аналитической справкой самого Дункана. Основную же часть новых материалов составляла обширная переписка Саливана с Лэнгли и резидентурой ЦРУ в Москве.
Покачав на руке увесистый том, Перси не удержался и едко заметил:
— Да-а, бюрократия процветает буйным цветом. Скоро от разведки одно название останется.
— Слава господу, мы до этого не доживем, — согласился Дункан.
— Я уж точно! — бросив дело Фантома на стол, Перси с усмешкой сказал: — Судя по весу этой макулатуры, он вполне созрел для вербовки.
— Давно! Я свое мнение изложил в докладной.
— А на словах?
— Их к делу не пришьешь.
— Ладно, почитаю.
— Будут вопросы, готов ответить, — не отказался от помощи Дункан.
— Спасибо! — поблагодарил Перси и, забрав материалы, отправился к себе.
После двух часов работы над ними он не изменил своей точки зрения по организации работы с Фантомом, которую высказал на встрече с Саливаном. Эту свою позицию Перси постарался убедительно изложить в докладной. Поставив в ней последнюю точку, он не стал звонить Саливану, памятуя старое правило: «Серьезная бумага должна вылежаться», положил ее в сейф и занялся текущими оперативными документами. Вскоре духота и усталость от перелетов начали сказываться: он все чаще терял основную нить документ и решил сделать перерыв. В коридоре первый, с кем он столкнулся, был Ковальчук.
Обычно излучающий энергию и оптимизм, он был сам на себя не похож. Осунувшийся и похудевший, Ковальчук отдаленно напоминал бледную тень того жизнелюбца, которого Перси видел перед отпуском.
— Марк, ты-то когда появился? — оживился он.
— Появляется черт, а я простой смертный, — пошутил Перси и, крепко пожав руку, не без сожаления сказал: — Сегодня.
— Сегодня? — Ковальчук помрачнел и желчно заметил: — И сразу полез в этот гадюшник!
— Ну, почему так мрачно, Генри?
— А ты что, ничего не понял?
— А что понимать? — насторожился Перси.
— Сволочи! — с ожесточением произнес Ковальчук, и дальше его понесло: — Продажные твари! Ради своей паршивой шкуры готовы любого утопить! А Саливан? Этот мерзавец…
Перси догадался, что так взбесило Ковальчука, но промолчал, не желая подливать масла в огонь его ненависти к резиденту. А тот продолжал поносить Саливана последними словами. Выплеснув накопившуюся в себе злость, сник и устало произнес:
— Извини, Марк, жизнь, как в курятнике. Клюем и срем друг на друга!
— Генри, ты просто устал, поезжай в отпуск и развейся, — предложил Перси.
— Какой к черту отпуск?! — в глазах Ковальчука снова полыхнул яростный огонь, и он взорвался: — Я не дам им так просто сплавить себя! Мы еще посмотрим, кто кого!
— Генри, остынь!
— Прости, Марк — смутился он и, помявшись, спросил: — У тебя как со временем??
— Я только что с дороги, и потом дела.
— Марк, поехали, я тебя прошу, хоть душу отведу. Вокруг одни сволочи, только и ждут, чтобы ножку подставить!
— О’кей, Генри, но ненадолго.
— Спасибо! Я твой должник, — растрогался Ковальчук.
Они спустились во внутренний двор посольства, сели в машину Ковальчука и через полчаса были у ресторана «Ладья». Деревянный корабль — точная копия тех, на которых свыше тысячи лет назад боевые дружины киевского князя Олега отправлялись к берегам Босфора, чтобы приступом взять Царьград-Константинополь, покачивался на днепровской волне.
На трапе их встретил ряженый под запорожского казака швейцар и проводил на верхнюю палубу. Для них быстро нашелся свободный столик на корме, и пока официант — эдакий пират украинского розлива — занимался заказом, Перси наслаждался тишиной и покоем. Погода и величественный Днепр навевали на него ностальгические воспоминания о прошедшем отпуске, и он охотно делился ими. Ковальчук рассеяно слушал, но когда на столе появились бутылка забористой украинской горилки, а потом аппетитное жаркое по-домашнему, оживился. Но ненадолго — все смазал сам Перси, некстати упомянув про Саливана. Ковальчук с полуоборота завелся, швырнул вилку с ножом на стол и, наливаясь гневом, прорычал:
— Марк, я ничего не хочу слышать об этой грязной свинье! Ему наплевать на тебя и Маргарет! Он думает только о своей драгоценной заднице! Ему нужен Фантом, чтобы на его и твоем горбу перебраться в Лэнгли. Эта тварь…
— Тише, Генри! Тише! На нас смотрят! — пытался утихомирить его Перси.
— Пошли они все в задницу, ряженые обезьяны! — отмахнулся Ковальчук и потянулся к бутылке.
— Генри, хватит, ты за рулем!
— И что? — буркнул Ковальчук и уткнулся в тарелку с жарким.
В разговоре возникла долгая пауза. Ковальчук яростно грыз свиное ребрышко и прикладывался к рюмке. Но горилка не успокоила его: злость и обида, точившие его изнутри, перехлестывали через край. Швырнув кость в тарелку, он процедил: