Фантом

– Взял, – отвечает он, отправляя на самое дно коробку с патронами.

– А зубные щетки и шампунь?

Ник смотрит на меня, вскинув бровь.      – Ви, мы туда не отдыхать едем.

– Но это не означает, что нам не нужно мыться. Да, и положи мою книгу. Хочу в дороге почитать, – прошу я, кивая на лежащий на стопке вещей потрепанный том, уголок которого смялся, как будто его старательно пожевал пес. По пути сюда я попросила парней остановить возле уличной библиотеки, совсем крошечной, переоборудованной из старой телефонной будки, где обменяла «Повелителя Мух» Голдинга на «Эффект Бабочки». Внизу книги кто-то вывел крошечными буквами слоган из одноименного фильма «Изменишь одно, изменится всё», и с тех пор эта фраза зудит где-то на донышке памяти как очень важная. Вот только почему, я не могу вспомнить.

– Для твоих книг нет места, – говорит Ник, и, судя по тому, как старательно хмурится, поглядывая на небо, погода только добавляет чёрных красок в его настроение. – Лучше возьми что-то полезное.

– Благодарю за совет, но я выберу все же книгу. Понесу в руках. Со стороны буду выглядеть куда убедительней, смахивая на туристку, чем вы с Артом, полностью в черном, как наемники.

– Как хочешь.

Ник обматывает вокруг шеи длинный шарф, захлопывает багажник и уходит за билетами. А я гляжу ему в спину, пока шаги не затихают, засовываю книгу под мышку и, не торопясь, шагаю следом.

 

Судовые двигатели включаются на полную мощность. «Летиция», грузопассажирский паром, отталкивается от причала, покачиваясь на волнах.

Я и сама не уверена, чего именно ждала от этой поездки. Возможно, офицеров в белоснежной форме, стройные ряды хорошо одетых людей с чемоданами и кожаными саквояжами, а может, провожающих, машущих с берега платочками огромному блестящему кораблю, но по факту все вышло совсем не так, как я себе это представляла.

Как театр начинается с гримерной, наше морское путешествие началось с порта. И уже здесь я оказалась не готова к толкотне, крику, матросской ругани и тоннам рыбы, сваленной дурно пахнущими горами прямо на землю. А еще к собачьему холоду.

Теперь я на опыте уяснила, если на суше английские зимы сносные, у воды от пробирающего до костей ветра не спасает ничего.

Дрожа как осиновый лист и поправляя норовящую выскользнуть из-под мышки книгу, я поднимаю воротник, засовываю руки поглубже в карманы и гляжу на синие волны. Потому что стоит отвести взгляд от линии горизонта, палуба перед глазами начинает покачиваться, ладони потеть, а голова тошнотворно кружиться, так что затея почитать в дороге оказывается явно неудачной. А самое гадкое – осознавать, что Ник был прав.

– Ви, ты меня слышишь? – Арти толкает меня локтем. Из-за шума я даже не заметила, когда он успел оказаться рядом. – Неделя давно прошла. Ты обещала с ним поговорить!

О, нет! 

– Я работаю над этим, – отвечаю я, пытаясь протиснуться между Артом и ограждением, чтобы уйти, но Кавано преграждает мне путь рукой, не пуская.

– И? – Его слова звучат отнюдь не как вопрос.

– Что и? – глухо переспрашиваю я, раздражаясь. – Я не знаю, как все это на него вывалить! Он ничего не помнит. И более того, не представляю, как отреагирует, узнав правду, потому что… Потому что, кажется, я не очень-то ему и нравлюсь. По крайней мере именно так он сказал перед тем, как мы покинули театр.

Подняв плечи и стараясь закрыться воротником от ветра, я отворачиваюсь. Убегая и от Арта, и от проблем, я выгляжу жалко, знаю. Просто не хочу, не в силах сейчас продолжать этот разговор. Но не успеваю сделать и двух шагов, Артур хватает меня за капюшон толстовки, чтобы притормозить. Ткань натягивается и давит на горло, так что я впиваюсь в нее рукой, придерживая ворот.

– То есть ты сдаешься?

Я упрямо продолжаю смотреть мимо плеча Артура, вверх на светящиеся огни верхней палубы.

– Потому что в таком случае у меня не остается выбора, кроме как самому ему рассказать.

Арт смотрит на меня измученным взглядом, и становится стыдно, что я и его втянула в эти игры. Но, уговаривая на сделку, я не подозревала, насколько все окажется сложно. На глаза наворачиваются слезы. Наверняка из-за порывистого ветра, бьющего по лицу.

Когда по щеке скатывается первая соленая капля, я стираю ее большим пальцем.

– Дурацкий ветер!

Губы Кавано медленно разъезжаются в ухмылке.

– Чего лыбишься? – спрашиваю я, изо всех сил стараясь не улыбнуться в ответ, потому что когда Арт скалиться – невозможно сдержаться. – Я, между прочим, страдаю.

– Ни один парень не стоит того, чтоб из-за него страдать.

– А тебе-то откуда знать?

– Я ж сам парень.

– Ох, Арт, у тебя всегда все так просто.

– Жизнь вообще незатейливая штука, мне не ясно, чего вы все так усложняете, – пожимает он плечами, разводя руки в стороны.

Я смеюсь из-за нелепости собственных слез, стирая их с щек и швыркая носом. Наверняка все лицо еще и покраснело вдобавок.

– Что-то случилось?

Я поворачиваюсь.      Ник вытягивается передо мной, попеременно глядя то на меня, то на Арта. По его выражению лица ясно, что и слезы и сопли он застал.