Фантастическое путешествие II

Он был абсолютно спокоен. Так же, как и Моррисон. Они стремились к этому, и это произошло. Рецепторы продолжали смыкаться. Каждый из них удерживал молекулу, настоящую молекулу. Но одна среди них была ложная — молекула корабля. Поверхность клетки, как указывал Дежнев, полностью сомкнулась, и они очутились внутри.

— Что теперь? — спросил Дежнев.

— Сейчас мы внутри клетки, — сказала Калныня. — Кислотность постепенно повысится, и в определенный момент рецептор сам отпустит нас. Затем все рецепторы вернутся к клеточной мембране.

— А что будет с нами? — не унимался Дежнев.

— Поскольку клетка приняла нас за молекулу глюкозы, она постарается метаболизировать, расщепить нас на более мелкие частицы и получить энергию, — пояснила Калныня.

В этот момент пептидный рецептор отделился от корабля и уполз прочь.

— А не слишком ли это опасно, метаболизировать нас? — продолжал интересоваться Дежнев.

— Не думаю, — проговорил Моррисон. — Для этого нас притянет к себе соответствующая молекула энзима. Но она тут же поймет, что мы не представляем для нее никакого интереса. Мы не содержим фосфатной группы, и, возможно, она отпустит нас. Ведь мы — не настоящая молекула глюкозы.

— Но если эта молекула энзима отпустит нас, где гарантия, что другая, такая же молекула, тут же не притянет нас к себе. И так до бесконечности?

— Если уж мы затронули этот вопрос, — продолжал Моррисон, потирая подбородок и ощущая появившуюся щетину, — может случиться так, что нас не отпустят даже первые молекулы, если мы не сделаем то, что они от нас ожидают.

— Великолепно, — с возмущением произнес Дежнев. Неожиданно он перешел на свой диалект, что происходило лишь в минуты глубокого волнения. Моррисону стало трудно понимать его:

— То есть, получается, что мы или навеки останемся в лапах какой-нибудь молекулы энзима, или будем переходить по очереди от одной к другой, затем к третьей, и так до конца. Мой отец в таких случаях говорил: «Если тебя от пасти волка спас голодный медведь, то поверь, повода для радости нет».

— Прошу заметить, — сказала Калныня, — что еще ни одна молекула энзима не притянула нас к себе.

— А почему? — поинтересовался Моррисон, который уже успел это заметить.

— Просто из-за небольших изменений в электрическом заряде. Нам пришлось стать молекулой глюкозы, чтобы проникнуть в клетку. Теперь, когда мы в клетке, нет необходимости оставаться глюкозой. Мы можем превратиться еще во что-нибудь.

Баранова подалась вперед:

— А разве не все молекулы подвергаются метаболическому изменению?

— Как оказалось, нет, — продолжала Калныня. — Глюкоза и всякий другой простейший сахар в организме имеют определенную молекулярную структуру, и мы называем ее дектрозой. Я просто создала ее в зеркальное отображение. Мы стали Jl-глюкозой, и теперь никакая молекула энзима не станет притягивать нас. Все просто: никто из нас не станет надевать правую туфлю на левую ногу. И поэтому мы можем свободно передвигаться.

Оболочка, которая окутала корабль при вхождении в клетку, лопнула, и Моррисон оставил все попытки понять, что же происходит вокруг. Частицы молекул поглощались огромными молекулами энзима, которые сначала захватывали жертву в плотное кольцо, а затем сильно сдавливали ее. После этого наступало непродолжительное расслабление. Выжатые таким образом частицы тут же высвобождались и захватывались другими энзимами.

Все происходило мгновенно и являлось анаэробным этапом процесса, так как в нем не участвовали молекулы кислорода. Все заканчивалось расщеплением молекулы глюкозы с ее шестью атомами углерода на две трехуглеродные частицы. В результате выделялось небольшое количество энергии, и частицы для дальнейшей обработки и завершения процесса передавались во власть метохондрии, где уже использовался кислород. В качестве катализатора сюда помещена универсальная энергетическая молекула АТФ. А завершается весь процесс возникновением еще одной, но уже с гораздо большим запасом энергии молекулы АТФ.

Моррисону вдруг захотелось бросить все и убежать к метохондрии, этой маленькой энергетической фабрике клетки. Ведь, по идее, он еще не видел ни одного, полностью рафинированного за время метохондрического процесса элемента. Но он тут же отогнал от себя эти мысли. Важнее всего были скептические волны. Он почти приказал себе отвлечься от остального, пытаясь заставить чересчур любознательный ум сосредоточиться на главном.

По-видимому, те же самые мысли одолевали и Конева, так как он произнес:

— Наконец-то мы внутри нейрона. Давайте, Альберт, будем не просто туристами. Что там у нас со скептическими волнами?

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ АКСОН

«Люди, готовые платить деньги, чтобы узнать, о чем вы думаете, — щедрые люди».

Дежнев Старший.

60.