Фантастическое путешествие II

Это было первое самостоятельное действие после возвращения в корабль. Проделывая это, он с удовлетворением отметил тревогу на лице Калныни.

— Юрий, ты уверен, что мы в нужном капилляре?

Конев, подняв глаза от приборов, ответил:

— Чистые расчеты. Посмотрите: вот здесь артериола, где мы преследовали лейкоцит. Потом мы повернули сюда, потом сюда — пока это просто подсчет капилляров, ответвляющихся вправо. Вот сюда нас затащила белая клетка: этот капилляр — единственный, которого лейкоцит действительно мог достичь. Здесь вы развернули корабль, и мы вернулись в артериолу, дальше мы двигались в направлении ее сужения и оказались здесь. Координаты этой точки почти точно соответствуют полученным при расчетах. Это убеждает меня в правильности выбранного пути. Сейчас мы вошли в этот капилляр.

Левая рука Моррисона соскользнула с гладкой поверхности спинки кресла Конева. Его комичные попытки уцепиться за нее судорожными пальцами навели на мысль, что в усовершенствованной конструкции корабля стоило бы предусмотреть ручки на сиденьях, да и в других важных местах.

Задыхаясь, он спросил:

— И куда этот капилляр приведет нас?

— Как раз в одну из точек, которые вы считаете центрами абстрактного мышления, — ответил Конев. — Посмотрите на цереброграф: это здесь?

Моррисон кивнул:

— Только не забывайте, пожалуйста, что я определил эти точки, исходя из исследований мозга животных, а не человека. Так что, если я прав, это будет чисто умозрительное заключение.

Конев продолжал:

— Согласно вашим исследованиям, имеется восемь подобных точек, по четыре с каждой стороны. Эта самая крупная и наиболее сложная и, следовательно, дает лучшую возможность получить те данные, которые нам нужны. Я прав?

— Думаю, да, — в голосе Моррисона все еще звучало сомнение. — Но не забывайте, что ученые не приняли результаты моих исследований.

— И вы снова начали сомневаться?

— Сомнения — вполне обычный атрибут научных исследований. Моя концепция скептических узловых пунктов имеет смысл только в свете моих исследований, но я никогда не имел возможности проверить ее на практике. Я просто не хочу, чтобы вы потом сказали: он ввел нас в заблуждение.

Дежнев фыркнул:

— Скептические узловые пункты! Нет сомнения, ваши оппоненты просто хотят подстраховаться. Мой отец говорил: «Люди всегда готовы посмеяться над своими ближними, но не стоит строить веселую физиономию, чтобы подыграть им». Почему бы тебе просто не назвать их «мыслительные узлы»? Вот так просто, по-русски. Это звучит гораздо лучше и человечнее.

— Или — мыслительные узловые пункты — просто и по-английски, — попытался утихомирить его Моррисон. Наука — интернациональна, и общепринятым является употребление греческих и латинских слов. По-гречески «мысль» — «skeptis». Прилагательное «скептический» присутствует и в английском, и в русском для обозначения мыслительного процесса. Мы же знаем, дурацкие догмы чаще всего навязываются нам ортодоксами именно для того, чтобы удержать от самостоятельных размышлений.

Повисло неловкое молчание, пока Моррисон (а он не открывал рта достаточно долго чисто из злой мстительности. Он, наконец, мог отплатить им той же монетой за свои обиды и унижения) не сказал:

— Это знают люди всех национальностей.

Атмосфера разрядилась, но Дежнев резюмировал:

— Посмотрим, насколько скептичными нам придется быть, когда мы достигнем этого самого скептического узлового пункта.

— Надеюсь, — заметил Конев, — вы понимаете, что это не повод для шуток. В этой точке мы надеемся поймать излучение мозга Шапирова, а значит, прочитать его мысли. Если не удастся это, весь эксперимент будет безрезультатным.

— Каждому — свое, — ответил Дежнев. — Я доставил вас сюда, умело управляя кораблем. Теперь поработай ты. Поймай излучение, или, если тебе не удастся, пусть Альберт сделает это. Если ты так же хорошо справишься со своей задачей, как я, беспокоиться не о чем. Мой отец говорил...

— Оставь своего отца в покое, — прервал Конев, — не надо выкапывать мертвецов.

— Юрий, — резко сказала Баранова, — ты непростительно груб. Извинись.

— Да бог с ним, — успокоил ее Дежнев. — Мой отец говорил: «Обижаться можно тогда, когда оскорбления, нанесенные в ярости, человек повторит, уже успокоившись». Я не могу сказать, что всегда следовал этому ответу, но на сей раз, в память о моем отце, я сделаю вид, что пропустил мимо ушей идиотское замечание Юрия...

Он, как-то грустно горбясь, склонился над приборами.

Моррисон слушал все вполуха: его мысли снова вернулись к беспечной болтовне Дежнева и предостерегающему жесту Барановой.

Он уселся в кресло, собрался с мыслями и Повернулся к Барановой:

— Наталья, можно вопрос?

— Да, Альберт.

— Минимизированные частицы, попадая в нормальное, неминимизированное пространство...

— Да, Альберт?

— Часть их деминимизируется.

Баранова помедлила:

— Аркадий уже сказал вам, что это так.

— Когда это происходит?

Она пожала плечами:

— Непредсказуемо. Как радиоактивный распад одиночного атома.

— Откуда вы знаете?

— Знаю — и все.